- Эй, ты что делаешь! - кричу я и со страхом осознаю, что передо мной сам Назар Кривой. - Люди, смотрите, это же бандит! Он храмы грабит! Держите его!
Но все смотрят на меня удивленно и непонимающе. А мужик с повязкой только усмехается. Набил мешок добром, взвалил на спину да вон из храма. Я за ним:
- А ну, стой! Отдай, что взял! Это не твое!
Он - бегом. Я тоже. В дверях стоит брат Феодор и, перебирая четки, блаженно улыбается.
- Держи вора! - снова кричу я, но монах неожиданно ставит мне подножку, и я рыбкой лечу на землю. Кто-то хохочет. Я не больно ушибся, вскочил и вновь побежал за Кривым, который улепетывал к лесу, возле которого стоит грязный УАЗик. Из машины ему машут другие бандиты, подбадривают и призывают ускорить шаг. Но я все равно его нагоняю. И тут ноги мои проваливаются то ли в какую-то яму, то ли в трясину, и я лечу в холодную бездну. И, разумеется, тут же просыпаюсь. Показалось, что я даже вскрикнул при этом. Схватил мобильник - до подъема еще десять минут. Сердце бешено колотится. На лбу ледяной пот. Что за сон?! Вот ведь к чему приводят излишние переживания. Надо научиться поменьше думать о проблемах и полностью полагаться на промысл Божий, тогда и спать будет спокойней, и сны станут не такими пугающими. Я выбрался из палатки. Пашка уже плескалась под умывальником. Я хотел было рассказать ей сон, но решил не тревожить девчонку всякими там видениями. Поэтому я, взяв себя в руки, тоже двинулся к рукомойникам.
- Доброе утро! Плохо спалось? - спросила Прасковья, взглянув на меня.
- Да ничего, вроде... - ответил я неопределенно.
- У тебя усталый вид.
- Да так, ерунда всякая снится...
- Это ты просто после вчерашнего сильно расстроился.
- Наверное. Эти бандюки меня здорово огорчили. Эх, попадись они мне! Я бы уж их на путь истины-то наставил!
Пашка усмехнулась и бросила мне на шею свое полотенце, потом серьезно сказала:
- Сегодня начнут завозить кирпич для ремонта храма. Батюшка обо всем уже договорился. У нас будет задача укладывать кирпичи под навес, штабелями.
- Что же, дело нехитрое, - хмыкнул я, утирая лицо. - Сделаем и это.
Мы взялись за руки и пошли в столовую греть чай для пробуждающегося лагеря.
КЛАД
Через два дня я, отпросившись у Людмилы Степановны, отправился в Никольское за молоком от дяди Миши. Пашка пойти со мной, к сожалению, не смогла: у нее нашлись важные дела на кухне. Отец Григорий уехал в город, и за ходом дел в храме следил брат Феодор. Время уже близилось к полудню. Парило нещадно. Цветки на лугу поникли и опустили свои головки. В ближайшие часы следовало ожидать дождя и, возможно, даже грозы и града. Но меня это обстоятельство не пугало. Я был уверен, что успею сгонять в село и вернуться обратно еще до того, как темные тучи заволокут лазоревый небосклон. Где-то на опушке леса тревожно кричала птица: «Аяй! Аяй!», что, судя по народным приметам, тоже сулило скорую непогоду. Голоса раздавались зычно, и было слышно, как урчит далеко трактор, мычат на стойбище коровы, покрикивают на пруду малыши. Воздух разреживался, открывая дорогу буре. Я гордо шел в фирменной футболке «зернышек», подаренной мне батюшкой в День России в награду за хорошую работу, и напевал: «Тра-та-та-та, погода злится, тра-та-та-та, гроза грозится, как говорится, быть беде! Но смелое сердце врага не боится и друга не бросит в беде!»[7]
Хотите знать, как выглядела моя фирменная футболка? Что ж, опишу ее немножко. Вся она была небесного цвета. На груди красовался золотой Преображенский собор, такой, каким он должен был стать после реставрации. А на спине был изображен золотистый тугой колос с выпадающими из него зрелыми зернами. Сверху сверкала полукруглая надпись «Зернышки», оранжевого цвета, выполненная в старославянском стиле. А под колосом более мелкими буквами было начертано: «ПМЛ», и стояли месяц и год нашего в нем пребывания. Футболка была яркой и хорошо просматривалась издалека. Попадавшиеся мне люди глядели на меня с удивлением и уважением, и это обстоятельство очень радовало мою душу, наполняя ее ощущением чего-то важного, недоступного для многих, но тем не менее, к чему я был причастен. Просто, наверно, так и должен чувствовать себя православный христианин, шествующий по миру, как маяк, разливающий вокруг свет Веры, Мира и Любви, Добра, Согласия, Милосердия и Всепрощения, чтобы все желающие могли насладиться им или согреться у него, а то и найти при этом сиянии свой правильный жизненный путь.