- Вот незадача... - сплюнул я. - Ну ладно, звони тогда брату Феодору. Он что-нибудь организует.
Прасковья вновь принялась нажимать кнопки на своем телефоне. Абонент ответил почти сразу же. Пашка доложила обстановку кратко и деловито и, выслушав мнение монаха, отключила трубку.
- Ну что? - спросил я.
- Все нормально. Удивился, конечно, сильно и поздравил нас с находкой. Сказал, чтобы ждали и никуда не отлучались, он сюда сам придет и организует переправку ценностей в лагерь. Я его попросила, чтобы он предупредил Людмилу Степановну, что мы немного задержимся… Да, и еще, брат Феодор попросил, чтобы мы не привлекали внимания местного населения: в округе неспокойно, мало ли что за люди могут попасться на нашем пути. Он, наверное, имел в виду бандитов, охотящихся за церковными сокровищами, их агентов или же «черных старателей».
- Я думаю, что нам особо-то нечего тут бояться: вряд ли кто под вечер попрется сюда ради праздного любопытства. Днем-то и то все это место стороной обходят. Кроме ворон за нами следить некому! - и я усмехнулся.
Но все-таки мы, как говорится, от греха подальше перешли под защиту дикой груши, притулившейся у самой стены храма. Там лежали какие-то полусгнившие доски, покрытые мхом и вьюнками. Вот на них мы и примостились.
- Часа полтора ждать придется! - вздохнул я.
- Но это ничего, главное ведь, что мы нашли-таки клад отца Иоанна! - бодро отозвалась Прасковья и обняла мою руку. - Вот батюшка-то обрадуется! Этот клад здорово поможет в обустройстве храма.
- А в ларце наверняка лежат золото и серебро с икон, а может быть, и еще что-то ценное... Если это все реализовать, то как раз средств хватит на закупку необходимых стройматериалов! - добавил я.
Мы еще немножко помечтали, потом я спросил:
- Паш, а тебе брат Феодор нравится?
- В смысле? - удивилась девчонка.
- Ну, как человек.
- По-моему, нормальный человек. Монах, как монах... Одно только то, что он ни с кем не ссорится, всех и все прощает, никого не обижает, никому не надоедает, голоса никогда не повышает, уже весьма похвально. А что, тебе он не нравится?
- Не знаю. Какой-то он уж больно скрытный. Никогда не знаешь, радуется он или огорчается, обижается или нет, шутит или говорит серьезно... И улыбочка у него какая-то, извини, ну, мягко сказать, неприятная... Я, конечно же, не знаю, какими они должны быть, настоящие-то монахи, но мне вот лично такие люди, как брат Феодор, не нравятся. Я люблю открытость во всем, а так и не знаешь, чего от такого человека можно ждать и как он поведет себя в той или иной ситуации.
- Ты же сам говорил, что монахов все наше, мирское, не должно интересовать и волновать. Вот брат Феодор и старается ни во что не ввязываться и не говорить ничего лишнего, ибо и слова имеют большую силу. А так спокойнее хранить мир в сердце и мыслях и творить Иисусову молитву.
- Да, может, ты и права... Ты в людях лучше разбираешься... А я, знаешь, если честно, живого-то монаха впервые в жизни так вот близко и увидел...
- А я тебе нравлюсь? - вдруг спросила Пашка и при этом даже не смутилась, а сделала вид, будто отгоняет от себя назойливую муху.
- В смысле? - насторожился я.
- Ну, как человек.
- Нравишься.
- Почему?
- Потому что ты простая и открытая, и с тобой легко общаться.
- И с тобой тоже... - отозвалась девчонка и тут же быстро сменила тему разговора. - Просто не верится, что клад отца Иоанна найден и лежит у нас за спинами.
- Да, что-то уж больно легко и быстро мы нашли его... А ведь сколько копьев сломали люди, разыскивая эти сокровища... Выходит, что мы оказались достойнее всех, что ли?
- Выходит, что так. Мы ведь для общего дела старались, а все те искатели только и желали, как бы набить себе карманы чужим добром. Вот им Господь и не дал раскрыть тайну отца Иоанна. Ты же просил Бога, чтобы Он вразумил тебя насчет клада, вот и получил ответ! Господь ведь всегда скор на помощь в нужных, добрых и полезных делах, особенно, когда стараешься не для себя, а для других! Да ты и сам это знаешь, так ведь?
- Конечно! - отозвался я и подумал: «Как же мне не знать? Ведь там, в уральской тайге, Он вернул мне тебя живой и здоровой, услышав мои убогие молитвы... И, страшно подумать, как бы я смог жить дальше, если бы тебя никогда больше не было...»
Брат Феодор прибыл, когда в лагере, видимо, уже подавали ужин.
- Ну, брат Георгий, показывай, до чего ты докопался! - весело сказал он, озаряя свое лицо все той же невозмутимой улыбкой, так что нельзя было понять - радуется ли он искренне нашей находке или просто лицемерит, черно завидуя нам, а то и упрекает за наше своеволие.
Мы проводили монаха в храм и представили клад отца Иоанна. Брат Феодор, увидев находку, сразу же оживился и принялся бегло осматривать предметы. Особо его интересовали иконы. Он бережно гладил ладонью по доскам, протирал рукавом пыль, тщательно вглядывался в лики святых, что-то искал на обратной стороне икон, наверное, автографы мастеров-иконописцев. Иногда вздыхал, то качал головой, а то и улыбался как-то загадочно.