- Жорка, привет! Ну, наконец-то! - произнесла Пашка, обнимая меня за шею.
- Здравствуй, Пятница! - отозвался я, и мы, не сговариваясь, трижды по-христиански расцеловались.
- Вот, это тебе! - я вручил девчонке чудесный благоухающий букет.
- О, Господи! Какая прелесть! Это мне?!
- Ага, - кивнул я.
- Спасибо! - и она еще раз чмокнула меня в щечку. Потом Прасковья взяла меня за руку и потащила с перрона:
- Жор, знаешь, как же я рада тебя видеть! Пошли, пошли скорее...
- Уж думал и не увидимся больше! Соскучился страшно... - отозвался я, поправляя сумку на плече.
- Ну что ты, Жор, да быть такого не может, чтобы мы больше не встретились-то! Ведь не для этого Господь нас познакомил, верно?
- Конечно! Эх, Пятница ты моя, вот чудо-то - мы опять вместе! Просто не верится! - радостно воскликнул я и обнял девчонку, прижимая ее к себе. В ответ она только весело рассмеялась.
За зданием вокзала нас поджидала повозка на резиновом ходу, запряженная темно-рыжей кобылкой. За вожжами сидел мальчуган лет 12. Всю одежду его составляли лишь короткие, изрядно потертые джинсы, да желто-зеленая кепка-бейсболка, повернутая козырьком назад. Загар у пацана был уже почти африканский.
- Вот, это наше лесное такси! - улыбнулась Пашка. - Ты не против?
- Еще бы! - согласился я. - Я на такой тачке еще ни разу в жизни не ездил! Если, конечно, не считать прогулки по парку на пони... лет так... дцать тому назад.
Когда мы подошли к телеге, Паша представила мне возницу:
- Это Петя! Он, правда, не из нашего лагеря, а местный, но с нами вместе работает.
- Здорово, шеф! - сказал я и крепко пожал загорелую руку пацана.
Тот ничего не сказал, а только кивнул головой в знак приветствия, но я заметил, как он удивленно и восхищенно любуется моей мускулатурой.
- А это Зоська! - доложила Пашка, кивнув на лошадь, которая с любопытством глядела на ее букет и при этом активно шевелила ноздрями, улавливая дивные ароматы цветов. - Она, правда, уже старенькая, но все еще бойкая.
- Очень приятно! - и я погладил кобылу.
Та несколько раз махнула головой сверху вниз и, кажется, потеряв к нам всякий интерес, стала неторопливо пощипывать пыльную травку-муравку. На дне подводы лежала скошенная и уже изрядно подвявшая трава, источавшая какие-то пряные запахи.
- Садись. Поедем. - предложила Пашка и ловко запрыгнула в тележку. - До лагеря отсюда 12 километров.
- Ого, далековато вы забрались! - отозвался я и, сняв с плеча сумку, забросил ее на повозку. Затем, оглядевшись, вздохнул и тоже плюхнулся рядом с Прасковьей. - Ну, Петр и Павла, поехали!
Возница весело дернул за вожжи. Зоська не сразу, а сначала тщательно дожевав вырванный с корнем пучок травы, двинулась с места. Колеса тележки протяжно заскрипели и мы, наконец, мало-помалу тронулись в путь. На выезде из поселка я попросил Петра притормозить, а сам, взяв большой полиэтиленовый пакет, побежал в сельмаг за покупками. Ехать в гости без гостинцев мне не хотелось, поэтому я накупил несколько килограммов всяких сладостей для обитателей летнего трудового лагеря. Не забыл и о своих попутчиках и угостил их мороженым. А рыжей Зоське дал сдобную булочку, которую она тут же и не без удовольствия зажевала. После этого наше дальнейшее путешествие шло уже веселее. Кобылка взяла мелкой рысью, а Петька, забыв о рулевом управлении, все свое внимание уделял лишь быстро таявшему пломбиру, едва успевая подхватывать языком вытекающие из высокого вафельного стаканчика прохладные сливочные струйки, пробивающиеся то сверху, то снизу, то с боков. Да и Пашке было не до меня, ведь и она тоже решала задачку, как бы не пролить на платье сладкую ванильную кляксу. Я не мешал им и, надев на голову белую панаму, любовался окрестной природой. Таким образом мы какое-то время ехали молча, и я приводил в порядок свою душу и мысли, растревоженные новой встречей с Прасковьей. День уже давно перевалил за свою середину, однако солнце по-прежнему висело высоко и жарило землю нещадно. День - с год! Что уж тут и говорить, ведь стоял июнь - пестрый, горячий и голосистый. Юное лето с каждым днем шагало все шире и увереннее. Наступала вершина года... Вдоль проселочной дороги, серой и пыльной, по обе стороны растекались луга, колыхающиеся яркими фиолетовыми волнами мышиного горошка с нежными оторочками аниса и ромашек, среди которых сверкало ослепительное золото лютиков и плескались лазоревые «отмели» вероники. Лишь ближе к горизонту виднелись несколько мрачноватые заросли ивняка, куги да осоки. Похоже, там были и болота. Что ж, верный атрибут Мещерского края. Горячий ветер окутывал меня дивными ароматами цветущей природы, кружил голову и будоражил чувства. Хотелось встать на подводе и прокричать вдаль что-нибудь радостное, помахать руками далеким кустам и посвистеть вместе с птичками. Земля справляла свои именины, и это праздничное настроение передавалось и людям.