- Ну что вы, батюшка! - развел отец руками. - Все сделаю, как вы велели. Можете на меня положиться. Да я лучше душу свою положу, чем отдам все это на поругание нехристям! Вы только молитесь о мне, грешном...
- Спаси тебя Бог, добрый человек! - и батюшка благословил моего отца и осенил крестом и его, и весь хутор.
- Пора, батюшка, надо возвращаться! - окликнул отца Иоанна дьякон Петр, выводя подводы на дорогу.
- Да-да, надо ехать! - согласился батюшка, но прежде, чем сесть на свою телегу, он подошел ко мне и весело так сказал, хлопая меня по плечу: - Ну-с, братец Симеон, не умрешь ты, пока не увидишь клад сей возвратившимся к людям! Береги его и храни, как зеницу ока, хорошо?
- Ага, - согласился я и спросил: - Батюшка, а когда вы за ним вернетесь?
- Я не вернусь! - вздохнул отец Иоанн, но бодро добавил: - Но придут к тебе два ангелочка с благой вестью, и знай, что это - от меня! Значит, сбылось пророчество, и клад наш скоро засияет во всем своем великолепии! На радость людям православным! Верь мне, сынок, все так и будет... Ты только жди, несмотря ни на что... И все исполнится.
- А как я их узнаю, ангелочков-то? - спросил я. - Они с крылышками будут, как у вас в храме нарисовано, да?
- Узнаешь! Придет время, когда, увидев их, ты сможешь наконец воскликнуть: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром...»
Я вспомнил, что такие слова есть в Евангелии и усмехнулся. Батюшка тоже улыбнулся и, обняв меня, поцеловал в макушку:
- Ну-с, бывай, брат Симеон! Не печальтесь, я вернусь к вам вместе с кладом своим! Ждите, и Господа нашего не забывайте! Он все устроит...
Потом отец Иоанн сел на подводу и растворился в холодной ночи. И еще помню, как опять совсем близко зычно завыл волк, а где-то за кордоном злобно ахнул и рассмеялся филин. Я подбежал к отцу и прижался к нему. Он обнял меня и тихо произнес:
- Ну вот, сынок, нету у нас больше батюшки Иоанна...
Мне показалось, что у него на щеках заблестели слезы.
- А куда они поехали? - спросил я непонимающе. - Разве они больше не будут у нас служить?
Отец ничего не ответил и повел меня в дом. А утром мы всей семьей взялись за дело. Вырыли в сарае яму, обложили ее хворостом и соломой, спустили в нее весь груз батюшки Иоанна, сверху прикрыли досками и все опять тщательно замаскировали сеном, соломой, сельским инвентарем. Когда дело было сделано, отец, помню, вытирая пот со лба, сказал:
- Вот смотрите теперь: если кто проболтается, тот хуже Иуды будет!
- Да не будет этого! - отозвалась мама, а мы с сестренкой повторили за ней эти слова.
Через несколько дней до нас дошла весть о том, что отца Иоанна арестовали, а Преображенский храм закрыли. Суд над батюшкой был скорым и неправедным. И больше никто ничего о нем не слышал. Дьякон Петр вернулся из лагерей больным и сломленным. Поселился в Никольском, при местном храме. Стал часто выпивать. Сказывали, что именно он поведал местным мальчишкам о кладе отца Иоанна. И его с тех пор долго и упорно искали. А нашли-то лишь какие-то мелочи... А вот поди ж ты, оказывается, отец Петр нас все же не выдал! А пустил злой народ по ложному следу, до конца, значит, остался верным отцу Иоанну. Впрочем, так же, как и все мы...
А меня вот с тех пор родители стали в шутку, но с гордостью, называть Симеоном Богоприимцем, похоже, верили словам батюшки о том, что именно мне предстоит передать клад людям. Потом была война. Отец ушел на фронт. Вернулся домой с полной грудью орденов да медалей и все говорил, что прошел этот ад без единого серьезного ранения и уцелел благодаря лишь вере и молитвам отца Иоанна, который просил Господа о спасении верного стража церковных сокровищ. Отец мой, он до самой своей смерти верил в то, что батюшка Иоанн жив, что рано или поздно вернется в свой храм. Даже тогда верил, когда Преображенский развалили, а в Никольском устроили склад удобрений, когда имя Божье стало «притчей во языцех», когда «аминь» да «аллилуйя» стали считаться словами скверными, ругательными... Отец мой всегда верил, что обязательно возродится православная вера на Руси. И эту любовь к Богу и эту свою чистую веру он предал и нам, своим детям, вместе с кладом отца Иоанна. Когда отец умирал, то подозвал меня и просил лишь об одном, чтобы я не посрамил его перед Богом и батюшкой Иоанном. Чтобы, когда они пришлют гонцов за кладом, я смог бы с гордостью передать им все сохраненное. Я пообещал отцу, что обязательно дождусь обещанных отцом Иоанном ангелов! Признаюсь вам, ребяточки, трудно, ой, как трудно, было ждать! Годы летели, безбожие только усиливалось, сама вера в Бога превратилась в повод для помещения в психушку! Я вырос, женился... Потом родился сынок Мишка. Кордон наш пришел в негодность, и нас перевели на другое место. Нам пришлось ночью, как некогда отцу Иоанну, перевозить сокровища в новое убежище. Опять выли волки, кричали совы, свистел ветер... Только теперь мне уже помогали мои сынки: 12-летний Миша, названный в честь отца, и 9-летний Ванька, которого я нарек в честь батюшки Иоанна. А своего самого младшенького сыночка, очень на меня похожего, я нарек Семкой и очень благодарен Господу, что он дал мне его. Семен унаследовал мое дело лесничего, остался на кордоне, и я во всем могу полностью положиться на него. Он знает о кладе все и полностью подстраховывает меня в деле его сохранности. Эх, как же долго все мы ждали, как долго... Порой уже и не верилось, что все это кому-то еще понадобится... И отчаяние охватывало, и страх, и тоска... Эх, да что там говорить! Господь все видит, все знает. Все, что мы пережили. Кордона мы оставить не могли, и я тоже стал лесничим, как и отец. Теперь вот и Семка всем тут заправляет. И внучок мой, Колька, лесотехнический техникум заканчивает. Да, прошло время, пролетела жизнь... И вот пришел день, когда на кордоне появились вы, мои славные ангелочки, и принесли благую весть о том, что храм Преображения Господня снова возрождается, и это значит, что людям скоро понадобятся сокровища отца Иоанна. И я теперь вправе сказать с радостью и гордостью: «Ныне отпущаеши...».