Во дворе УВД стоял автомобиль с металлической будкой и зарешеченными окошками. Возле открытой задней дверцы дежурил сержант с коротким автоматом на плече. Мы остановились метрах в десяти от «автозака». Вскоре из мрачного трехэтажного здания, тоже с решетками на окнах, вывели Слона. Впереди шел крупный милиционер в рубашке и с пистолетом на поясе, за ним следовал Василий, держа перед собой руки, закованные в наручники. Замыкали группу еще два опера с автоматами. Я отметил, что Слон выше своих охранников на целую голову и покруче плечами.
- Здравствуйте, дядь Вась! - крикнула Пашка.
Все остановились и с удивлением поглядели на нас. Наш сопровождающий дал знак своим задержаться на минутку, и те немного расступились, давая арестованному некое свободное пространство.
- Держитесь! Не унывайте! Мы с вами! - махнул я рукой Слону, а Прасковья добавила:
- Спасибо вам, дядь Вась! Мы вас не оставим!
- Вы - супер! Мы гордимся вами! - снова крикнул я, а Пашка осенила Слона широким крестным знамением.
Василий Уваров как-то растерянно поглядел на нас, точно не узнал, но потом улыбнулся и, подняв к груди руки, несильно помахал нам, а потом быстро провел рукавом рубашки по своим глазам. Продолжая улыбаться, он качнул головой, как бы соглашаясь с чем-то, и резко отвернулся. Охранники быстро завели его в душное и темное чрево машины. Дверца звонко захлопнулась, и «автозак» двинулся к воротам. Пашка вздохнула и, как-то сгорбившись, повернулась и пошла к выходу. Я нагнал ее и обнял за плечи, а она, в знак признательности за поддержку, положила свою руку мне на бок. Мы вышли на улицу и сели на подводу. Вскоре к нам присоединился и отец Григорий. Петька натянул поводья, и Зоська вяло потащилась домой, поэтому обратная дорога заняла у нас весьма продолжительное время. Батюшка расспрашивал нас о брате Феодоре и обо всем происшедшем. Мы отвечали. Петька охотно подслушивал. Отец Григорий пожурил нас за то, что мы взялись за добычу клада без согласования со взрослыми. Мы же сказали, что хотели, как лучше, ибо не были уверены, что клад действительно находится там, и поэтому не хотели никого зря тревожить. А обнаружив сокровища, не раз звонили батюшке, да только его телефон не отвечал. Так мы и вышли на брата Феодора... А потом все завертелось самым непредсказуемым образом. Батюшка согласился с нами и стал сокрушаться на счет грехопадения «странного монаха», не скрывая радости по поводу того, что клад отца Иоанна все же стал нашим достоянием и здорово поможет нам в деле восстановления Преображенского храма. Нам очень хотелось обрадовать и подивить батюшку известием о том, что есть еще более ценное и прекрасное захоронение, сокрытое до времени в недрах глухого лесного кордона, но мы сдержали обещание, данное дедушке Семе, и промолчали. Даже если бы старый лесничий и разрешил нам открыть эту тайну отцу Григорию, то мы все одно сейчас бы не сделали этого, так как Петька слушал нас очень внимательно, совсем забыв о кобыле. Узнав сногсшибательную весть, он разнес бы ее вмиг по всему району! Что ж, пусть тайна останется тайной. Ведь кусочек тайны, как говорится, украшает ожидание!
Зоська медленно тащилась посреди разморенного жарой луга. Вялые цветы слабо покачивали своими пестрыми головками. Солнышко тоже не спеша удалялось за линию горизонта. Какая-то умиротворенность опускалась на всю округу. И в мое сердце вкралась тоска от мысли, что завтра (уже завтра!), в два часа пополудни я должен буду уехать из этих мест и снова расстаться с Пашкой. На сколько месяцев теперь? Я осторожно взглянул на девчонку. Она расспрашивала батюшку о ходе дел на стройке и не заметила моего внимания к ней. Волосы ее вновь были собраны в озорные косички, на щечках горел сильный румянец волнения и загара, на длинных ресницах резвились золотые солнечные зайчики, глаза отливали лазоревой синевой вечернего неба, а губы были такие свежие и цветущие, точно лепестки дивной орхидеи. Сердце мое сладостно забилось, и я поймал себя на мысли, что странное это дело: стоит лишь мне взглянуть на эту девчонку, как все во мне начинает торжествовать и восхищаться! Отчего же это?! Ведь Паша вполне обычная девочка, а не какая-то там супермодель с глянцевой обложки. Почему же всегда так замирает сердце, когда я задерживаю свой взгляд на ее лице? А может, она все-таки настоящая фея, обладающая волшебными чарами? Вы что скажете, ребята? Эх, как же мне вновь будет не хватать в нашем шумном городе этой трогательной, расцветающей девичьей красоты...
Чтобы отвлечься от грустной мысли, я вдруг неожиданно вскрикнул:
- Зося, нельзя ли побыстрее? Пожалуйста!