Петька вздрогнул и, обернувшись, удивленно поглядел на меня. При этом он даже обронил прутик, которым изредка побуждал лошадь на ускорение шага. Кобыла навострила уши и... действительно перешла на рысь.
- Глянь-ка, слушается! - усмехнулся озадаченный Петька.
- Спасибо, Зось, с меня причитается! - весело поблагодарил я, и моя печаль заметно рассеялась.
В лагере нас давно ждали. На окраине возвышалась пирамида для костра, а по низинам растекались запахи вкусного ужина. Так заканчивался последний день нашего пребывания в лагере «Зернышки». Завтра сюда приедут уже другие ребята и девчата, и их будут ждать свои интересные приключения. А нам надо будет прощаться с этим местом, в лучшем случае, до следующего лета.
«Зернышки» встретили нас с ликованием. Они поспешили побыстрее разделаться с ужином, чтобы успеть до костра сбегать на озеро освежиться в теплых и мягких вечерних водах, а потом уж, с огромным удовольствием, слушать наш захватывающий рассказ о приключениях в лесах и болотах и нашем пребывании в плену у свирепого Назара!
Людмила Степановна уговорила Петьку покушать вместе с нами, а я, воспользовавшись этим, отнес Зоське свою булочку и огурец и погладил ее за ушами, поблагодарив за хорошую поездку. А она, видно, так сильно растрогалась от этого, что взяла да и поцеловала меня в щеку и нос своими довольно влажными и шершавыми губами. Короче, мы расстались с ней добрыми друзьями.
А потом было последнее шумное купание на озере, где я с удовольствием демонстрировал «зернам» все то, чему научил меня тренер по плаванию. А когда сумерки стали окутывать окрестности лагеря, к темно-синему небу взметнулось яркое пламя нашего костра. То я, то Паша наперебой рассказывали о наших приключениях в связи с поисками клада отца Иоанна. В вечерней тишине слышались лишь наши голоса да веселое потрескивание поленьев. «Зернышки» и даже батюшка, и Людмила Степановна, точно завороженные, слушали наше повествование о почти невероятных событиях последних дней. Время шло, но никто нас не торопил с отбоем, никто не прерывал рассказа, никто и не помышлял о сне и отдыхе. В тот последний наш вечер мы засиделись до полуночи. Но сон все равно не шел, и мы были рады побыть друг с другом подольше перед завтрашним расставанием. Да и ночь-то, почти самая короткая в году, вовсе не думала вступать в свои права. Вот только о втором, самом главном кладе отца Иоанна, мы с Пашкой вновь умолчали до лучших времен, сделав это открытие тайной четырех: меня, Прасковьи, дедушки Семы и дяди Семена. Вот вам, ребята, я эту тайну открыл. Но только потому, что доверяю вам, как себе самому, и уверен, что вы сохраните все строго между нами. И еще я верю, что скоро, совсем скоро этот великолепный клад вновь откроется людям, осветив всех своим ослепительным светом - сиянием веры, любви и добра! Аминь!
Людмила Степановна едва уговорила и убедила ребятишек лечь спать и хоть малость отдохнуть перед завтрашним днем, ведь нам еще предстоит последняя торжественная линейка, сборы и встреча новой группы волонтеров из другой школы. А мы с Пашкой договорились съездить с утра в город, в храм на литургию, и там исповедаться во всех своих грехах и промахах, допущенных за время нашего пребывания в лагере и вне его. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим палаткам. Ох, как же уже давно я не был в своем «лазарете», служившем мне спальней!
И опять, как и неделю назад, я заснул почти сразу же, едва голова моя, со все еще гудящей шишкой, коснулась жесткой подушки. Я впервые, как говорят, спал сном праведника: без эмоций, без видений, без страхов и волнений... Жаль только, что длилось это всего четыре с половиной часа. А когда это время истекло, прохладная и мягкая ладонь Паши легла на мое плечо. Я открыл глаза и, увидев милый девичий профиль, тихо спросил:
- Что, уже пора?
- Да, пошли, а то еще опоздаем на автобус.
Я мигом поднялся, заправился и выбрался из палатки. Девчонка уже двигалась в сторону села. Я мухой слетал в туалет, наспех умылся ледяной водичкой, покряхтел от рассветной свежести и, точно Зоська, мелкой рысью припустил за Прасковьей и настиг ее тогда, когда она уже входила в селение.
- Как ты поднялась?! А я что-то разоспался... Дорвался до своего «лазарета»! Если бы не ты, проспал бы, наверное, до обеда!
- А я так и не заснула... - отозвалась Прасковья. - Столько всяких мыслей навалилось... Да и к исповеди готовилась.
- Да какие уж у тебя грехи-то?!
- Это только кажется, что все чисто, а покопаешься - так целый воз наберешь...
- Да, ты права... Грехи эти, они еще раньше нас рождаются... - вздохнул я.
Автобус пришел с опозданием на 20 минут. Пашка стала волноваться о том, что мы можем опоздать на воскресное Богослужение. Компанию нам составили лишь местные бабульки, которые ехали в город, кто тоже в храм, а кто и на базар торговать зеленью, овощами да продуктами животноводства. Всю дорогу бабушки нас нахваливали, говоря, что вот какие мы молодцы и умники: не поленились рано встать и ехать в церковь; такие молодые, а в Боженьку веруем, стараемся все делать честь по чести; и Преображенский храм восстанавливаем, чтобы их детей и внучат-оболтусов к вере приучить и чтоб им, старым, было удобнее посещать службы и все требы исполнять. Нам было очень неудобно и стыдно чувствовать себя апостолами и предметом всеобщего внимания. Мы смущались, потели, вздыхали, натянуто улыбались, мечтая поскорее добраться до города. И все же, с другой стороны, было приятно слышать такие слова от старых и опытных в жизни людей и чувствовать себя причастными к такому особенному и великому чуду, как наше дивное православие!