- Да как же так можно, с храмом-то Божиим! - воскликнул я в сердцах. - Ну нет, держись, старина! Георгий-то толстый и Прасковья-Пятница приехали сюда не отдыхать, а чтобы помочь вернуть тебе былую славу и величие! И рано или поздно твои колокола вновь разбудят всю округу, разомлевшую в знойном мареве безбожия! Воодушевленный такими мыслями, я приподнялся в повозке, чтобы получше разглядеть окрестности храма, и невольно разбудил Пашку. Она вздрогнула и, поняв, что надолго заснула, быстро поднялась, виновато и растерянно завертела головой.
- Ну вот и приехали! - радостно объявил Петька. Он натянул поводья и остановил Зоську. - Дальше сами доберетесь?
- Да, конечно, - отозвалась Прасковья, спрыгивая на землю. - Спасибо тебе большое, Петь. Поезжай на озеро, искупай Зосю, а то она, бедняжка, здорово утомилась...
- Обязательно! - сверкнул возница белозубой улыбкой и, весело гикнув, лихо тронул кобылу. Да так, что я, доставая из телеги свои пожитки, едва не свалился на землю.
- Во припустила! - усмехнулся я, глядя на лошадь. - Видать, мои килограммы были ей большой обузой!
Пашка улыбнулась:
- Да она всегда такая! Как дома, так носится, как на скачках, а в поселок ездить очень не любит.
- Что ж, всегда приятно возвращаться под крышу дома своего, - сказал я, закидывая сумку за спину. - Ну что, пошли?
- Пошли, - Прасковья взяла меня за руку и вздохнула. - Надо же, заснула...
- Снилось чего?
- Да, странный какой-то сон...
- Расскажи!
- Ну, будто мы с тобой стоим в старом храме с иконами в руках и усиленно молимся. А внутри пусто, голо и никого... А нам так хорошо, радостно и весело... Мы еще громче молимся... И вот в окошко уже свет заструился... и ладаном запахло... и, знаешь, даже колокола зазвучали... Так здорово было... И вдруг позади нас дверь громко так хлопнула и вошел кто-то. Его тяжелые шаги раздались по полу и замерли недалеко от нас. Я хочу оглянуться, но не решаюсь... Холодом каким-то повеяло снаружи. И птица большая черная залетела, заметалась у престола и ввысь поднялась... А может, это и мышь летучая была... противная такая... Мне так страшно стало, а обернуться почему-то не могу. А позади нас кто-то стоит, тяжело дышит и на нас зло смотрит. Ты говоришь: «Паш, ну ты чего? Не бойся!» и толкаешь меня плечом. Я улыбнулась и проснулась.
- Хм, если, конечно, верить этим дурацким сонникам, то молиться в церкви - это к сильному потрясению в жизни, которое даст мудрость. А звон колокола снится к извещению об умершем. А вот икона - это хорошо: благодать будет. Если б много было икон, то к великому терпению, а ты говоришь, что храм был пуст. Вот такой, значит, расклад получается.
- Как ты думаешь, к чему бы все это?
- Думаю, ерунда все это. Сон есть сон. А в такую жару чего только не привидится...
А я, знаешь, в это время тоже про храм этот думал! Как было бы здорово вновь его восстановить, купола позолотить, колокола поставить... Он ведь на таком хорошем месте стоит, такая красотища будет!
- Да, конечно! Я тоже вчера это себе представляла... - вздохнула Прасковья.
- Ничего. Скоро мы тут наведем порядок! - сказал я решительно и, поправив свои сумки, легонько подтолкнул девчонку своим крутым плечом. Паша улыбнулась и спрятала свое лицо в букет.
- А ладан... он лилиями пах... - только и сказала она.
И тут мы вышли к лагерю. Метрах в трехстах от храма начинался сосново-еловый лесок. На его зеленом фоне и виднелись разноцветные и разнокалиберные палатки. В центре лагеря к небу струился легкий сизоватый дымок. Левее крайней палатки был широкий, густо покрытый цветами луг, за которым сверкало небесной гладью довольно приличное озеро, почти со всех сторон окруженное пышными зарослями тальников и прибрежных трав. Воздух в округе был чистый, бодрый, сладостный... Царили покой и умиротворение.
- Здесь прекрасная местность! - произнес я, осматриваясь. Пашка поправила платье и повязала платочек. Двинулись к лагерю. Когда до первых палаток оставалось метров сто, у дороги возник яркий щит-указатель, прикрепленный на высокой сухой палке. На нем синим по белому было кем-то старательно выведено: