Выбрать главу

- Донесешь? - поинтересовался дядя Миша и заулыбался, видя, как я, не очень уж и умело управляясь непривычной для меня здоровенной ложицей, сильно перепачкал себе щеки, нос и подбородок.

- Это ерунда! - отмахнулся я и прогнал пчелу, назойливо жужжащую близ моего лица. И вдруг над селом здорово прогрохотало.

- Ого! Кажется, дождь собирается! - заволновался я, облизывая объемную ложку.

- М-да... - как-то озабоченно согласился со мной хозяин, поглядывая на то, как над околицей села начинают кучиться сине-серо-белые облака. - Надо сено сгрести, пожалуй...

- Вам помочь, дядь Миш? - предложил я, грузно поднимаясь из-за стола.

- Нет, не надо, спасибо! Сено у меня во дворе, если что, брезентом прикрою. Ты уж лучше ступай, не дай Бог разненастится.

Я отблагодарил дядю Мишу за отличное угощение, и он помог мне взвалить на спину внушительную торбу.

- Ну как, ничего? - поинтересовался хозяин, поправляя рюкзак.

- Отлично! Дойду, как миленький! - бодро ответил я.

Дядя Миша проводил меня до калитки.

- Заходите еще как-нибудь! - сказал он. - И девчонку обязательно приводи. У меня для вас еще много чего вкусненького найдется!

Винни-Пух на моем месте спросил бы: «А что, разве еще что-то осталось?», но я только улыбнулся и заверил доброго хозяина в том, что мы постараемся обязательно проведать его еще на этой неделе. В небесах вновь прогремело, словно там пронесся скорый поезд. Воздух стал еще более влажным, душным и разряженным.

- А может, переждешь пока тут, а то гроза, видно, начинается! - предложил дядя Миша, с беспокойством поглядывая на тучи.

- Ничего, дядь Миш, иду на грозу! Авось разойдемся! - улыбнулся я и бодро двинулся в путь.

- Ну с Богом, сынок! - и хозяин перекрестил меня на прощание.

Когда я вышел из села, то от бодрости моей не осталось и следа. Духота, жуткая парилка, отсутствие свежего воздуха, тяжелая ноша за спиной и немалая тяжесть спереди - в животе - сделали свое черное дело. Я резко сбавил ход и уже просто поплелся по неширокой, полузаросшей тропе, ведущей сначала к мертвому Никольскому храму, а потом далее - в сторону нашего лагеря.

- Все от того, что кто-то слишком много ест, - усмехнулся я, утирая пот со лба.

Тучка, вроде бы и небольшая, но плотная и до краев наполненная влагой, двигалась гораздо быстрее меня. В один момент она поглотила яркое солнце и зависла над селом. Похоже, ей тоже было нелегко, как и мне, тащить свою ношу, поэтому она и решила маленько расслабиться. Едва я приблизился к церкви, окутанной зловонными запахами, как с неба внезапно полило так, точно кто-то резко открыл кран душа, причем на полную катушку. Но я все же почти не намок, ибо дождь предал мне некоторой прыти, да так, что я всего за три прыжка достиг храма и влетел во внутрь. В приделе крыша здорово протекла, поэтому я перебрался дальше и встал напротив того места, где раньше находился престол.

В церкви было темновато, прохладно и как-то совсем неуютно. По углам колыхались гигантские сети паутины. Остро пахло какой-то там нитроаммофоской суперфосфатной. Доски пола во многих местах прогнили и образовали ямки. В пустые глазницы окон ветер забрасывал снопы брызг, и они разлетались по стенам. Сильный раскат грома вновь потряс всю округу, и сверкнула ослепительная молния.

Я невольно обернулся. Дверей в храме не было, и через этот широкий проем хорошо просматривался луг, покрытый радужной пеленой. Когда солнцу удавалось выглянуть из-за тучки, то тогда струи, льющиеся с неба, окрашивались в самые невообразимые цвета. Вряд ли какой художник на земле смог бы отобразить такое на своем полотне! Я поразился и залюбовался сказочным зрелищем, но тут что-то зашелестело у меня над головой. Я вздрогнул и повернулся опять к мрачной стене храма, некогда украшенной Царскими Вратами. Под куполом церкви кто-то возился, метался, то ли летучие мыши, то ли забравшиеся в укрытие дикие голуби. Я стоял посреди пустого и холодного храма, и какая-то тоска и боль невольно разливались по моей груди. Голова слабо кружилась от едких запахов и от нехватки кислорода... Я думал, вглядываясь в грязные мрачные стены: «А ведь когда-то здесь велись службы: стояли люди, молились, крестились, клали поклоны; весело трещали свечи, ароматы ладана разливались по воздуху». Глаза мои еще не привыкли к темноте, и я почти ничего не видел, различая только серые проемы окон, в которых изредка вспыхивали грозовые разряды. Странное ты существо, Человек, сначала поклонялся здесь Господу, исповедовал свои грехи, причащался Святых Тайн, крестил детишек, венчался, отпевал усопших, молился, просил Бога о здравии и подмоге и вдруг, поддавшись сатанинскому наущению, все разом порушил, растащил, превратил храм в склад зловонных удобрений! Как и сатана, возомнил себя великим, могучим, способным жить по своим законам и желаньям, без Бога... А чего добился? Я так задумался, что невольно стал даже слышать какие-то приглушенные голоса, идущие то ли из моей груди, то ли исходящие от мрачных осклизлых стен: «Миром Господу помолимся! Господи, помилуй!» или «Премудрость, прости, услышим Святаго Евангелия. Мир всем...» (и я даже поклонился). А тихий голос все пел и пел: «Господи, помилуй!», «Причастника мя приими; не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем...».

И тут вдруг раздался такой крутой раскат и полыхнула такая мощная и продолжительная молния, что я даже инстинктивно пригнулся. Но то, что я увидел в следующие мгновения, повергло меня в шок! По правую сторону от святого Престола, там, где были густые и грязные сети паутины, мелькнуло какое-то существо, как бы ветром колеблемое. Грудь мою обдало жаром, и волосы на макушке, похоже, зашевелились! Я в один миг вдруг осознал себя охотником, случайно забредшим в заброшенный храм на далеком острове Парос, что в Эгейском море, о котором я читал дней десять тому назад, сидя в электричке, везущей меня в Мещерские края. Летний дождь не только внезапный, но и скоротечный. Поэтому, едва я взял себя в руки, как тучка исчезла, и всю округу вновь осветило яркое горячее солнце. Лучи проникли в храм, и сиренево-лимонный свет наполнил его мрачные своды каким-то радостно-печальным умиротворением. С неба уже ничего не лилось, лишь только слышалась еще редкая дробь капели в дырявом притворе. Я огляделся по сторонам. В церкви было совершенно пусто: нигде никакого предмета, ни единого движения. Смахнув пот, я поправил рюкзак и на плохо слушающихся ногах приблизился к паутине, забившей весь правый угол храма, чтобы убедиться, что все это мне показалось и что просто гроза и темнота располагали ко всякого рода видениям. Но тут у меня на голове вновь что-то зашевелилось, и по спине рассыпались крупные холодно-горячие мурашки, так как я отчетливо увидел прекрасный девичий лик, задрожавший в колыхающихся пыльных сетях, развешанных пауками от пола и до самого потолка. Сердце мое сжалось, замер и я, почти физически почувствовав, что вот-вот раздастся испуганный голос:

- Стой, человек, не подходи ближе!

Я невольно отшатнулся. Однако было по-прежнему тихо, только капала еще вода где-то у меня за спиной. Я выдохнул и снова смахнул пот, накатывающийся на глаза. И я увидел девичью фигурку и большие темные глаза с радостью и мольбой глядящие прямо на меня!

- Феоктиста! - машинально изрек я, и эхо гулко отозвалось под куполом храма. Но девушка молчала. Я опять робко покосился по сторонам. Нигде - никого! Только я и это дивное виденье за пеленой грязной лохматой паутины.

- Чего же я боюсь?! Ведь я же в Божьем храме! - упрекнул я себя за нерешительность. - И если со мною Бог, то кто сможет причинить мне зло?! Да и Феоктиста же не злой дух, а святая дева!

И тогда я смело двинулся вперед и опустил руку в тугую, липкую и вязкую серую массу. Часть сетей оборвалась, и моему взору предстала высокая, стройная и красивая дева с крестом в руках. Я выдохнул и улыбнулся, ибо понял, что передо мной обычная настенная роспись. Захотев непременно узнать, кто из святых дев здесь изображен, я достал из кармана бриджей носовой платок и протер им сначала закопченный лик красавицы, а потом потер возле ее головы, в том месте, где обычно пишут на иконах имя святого. Пыль, грязь, какой-то слизистый налет долго не поддавались, но я, окончательно перепачкав весь платок, все же добыл желанную надпись: «Святая великомученица Варвара». Я утер пот, прочел и заулыбался. Потом вздохнул и подумал: