- Максик! Максик! Иди ко мне! Иди ко мне, мой маленький! - запричитала ошарашенная старушка.
Но мопс, видно решив, что обижать его никто не собирается и большой человек решил просто поиграть с ним, успокоился и стал уже носиться возле меня, при этом радостно повизгивая. Я, наконец освободившись от жестянки, подхватил собачку и, угостив куском гамбургера, вернул прямо в руки таращившей на нас глаза хозяйке.
- Хороший, Максик, хороший! - потрепал я псину по ушам и быстрым-быстрым шагом двинулся по аллее.
Мопс кинулся за мной следом, но старушка, вцепившись в поводок костлявыми пальцами, удержала его.
- Максик! Максик! Веди себя прилично! - заговорила она.
Песик, возбужденный передавшейся ему от меня радостью, жалобно заскулил от невозможности догнать мою стремительно удаляющуюся фигуру...
И вот теперь я ехал в Мещерский край к славной девочке Прасковье. Сборы были недолги. Прихватив с собой лишь малость сменной одежонки да предметы гигиены, я вполне обошелся лишь одной небольшой походной сумочкой. Место в ней еще оставалось, и я заполнил эту пустоту десятком шоколадных батончиков и черной книжкой в толстой кожаной обложке - «Жития святых», с которой и начался прошлым летом наш незапланированный круиз по горам, лесам да болотам. Я даже не взял мазь от комаров, считая, что Мещера вовсе не такая уж дремучая глухомань, как таежные дебри и, наивно полагая, что и местные биргаши[1] куда более «гостеприимней» уральских.
- Горячие пирожки, свежие сосиски и булочки, картошечка по-домашнему, чаек-кофеек! - в вагоне возник полный, краснощекий, уже сильно лысеющий мужчина в белом халате, кативший перед собой небольшую тележку с коробкой, наполненной всякими вкусностями. Следом за ним шла бойкая худенькая девушка с большим бордовым термосом, висевшим на боку.
- Чипсы, сухарики, минералочка, пицца с сыром по-итальянски, грибочки... - точно запрограммированный робот повторял предприимчивый торговец, обращаясь к немногочисленным пассажирам. Люди, утомленные довольно продолжительной поездкой, брали фаст-фуд[2] охотно, чтобы подкрепиться и за едой скоротать время. Мужчина то и дело запускал руку в коробку и извлекал оттуда то хрустящие пакеты, то потные пластиковые бутылочки, то бумажные сверточки, раздавая их налево и направо. Делал он это так ловко и заученно, что я вновь подумал о его принадлежности к умным машинам. Полными пальцами продавец принимал деньги, без задержки давал сдачу и в паузах, при передаче мелочи, умудрялся вновь громко предложить:
- Булочки, сосиски, домашнее пирожное, лимонад, шоколадочки...
Девушка же отвечала лишь за то, чтобы напоить пассажиров кофе или чаем. Как оказалось, у нее за спиной был закреплен еще один термос, а на поясе висела солидная гирлянда одноразовых стаканчиков. Эх, что и говорить, я не удержался и, поддавшись зову живота, положил на 179 страницу книжки закладку в виде календарика с изображением святой Параскевы Пятницы и сунул «Жития» в походную сумку, так как мужчина с коляской уже добрался и до меня.
- Что будем кушать, молодой человек? - добродушно спросил торговец.
И я, грешный, дал волю своему главному соблазну и купил: два хот-дога, пиццу, чипсы, литровый пакет виноградного сока, большое пирожное и шесть пирожков с капустой, рисом и печенкой. Рассчитавшись с довольным, хотя и несколько удивленным от такого большого заказа, продавцом, я сложил все приобретенное на расстеленную на сидении газетку и с нескрываемым удовольствием приступил к «уничтожению» этих продуктов быстрого питания.
- Ничего, - думал я, - пребывание в трудовом лагере не позволит мне накопить лишний жирок, а уж Прасковья-то и тем паче не даст мне бить баклуши, с такой девчонкой не соскучишься... Я снова стал думать о Пашке и от этого, увы, аппетит мой еще более разыгрывался. Сидевший на соседнем диванчике пацанчик лет 6-7, который путешествовал с двумя бабушками и которому те купили лишь чипсы, забыв о своих хрустящих пластиночках, с раскрытым ртом наблюдал за тем, как я ловко и умело, со знанием дела, расправляюсь с истекающими кетчупом хот-догами, с парящими пирожками, с трепещущей в моих руках пиццей. Управившись с чипсами в 2-3 захода, я высыпал остатки пакета прямо себе в рот и все это запил доброй порцией сока. Перед тем, как приложиться к оставшемуся десерту - пирожному, - я с удовольствием икнул и грузно вздохнул, стряхивая с тенниски крошки. Осторожно подняв пирожное, я несколько секунд полюбовался им, как бы прикидывая, с какого конца лучше впиться в него зубами. Потом взглянул на пацанчика: он так и сидел, точно завороженный, с раскрытым ртом и распечатанным пакетиком чипсов, и таращил на меня восхищенно-удивленные глаза. Я подмигнул ему и, улыбнувшись, протянул мальчугану пирожное:
- Угощайся!
Тот смутился, покосился на бабулек, потом, забросив обратно в пакет зажатый в пальцах чипс, тщательно обтер ладошку о свою нарядную футболку и бережно, с нескрываемой радостью, принял бесценный дар из рук знатока и «великого поглотителя» вкусной пищи. Допив сок, я сложил все остатки своей быстрой трапезы на середину газеты и завернул все в один большой комок. Я взглянул на мальчишку и невольно улыбнулся, видя, как он, пытаясь подражать мне, разделывается с пирожным. Это у него, надо признать, получалось плохо и поэтому и нос, и щеки мальца стали густо украшать кремовые хлопья, точно он не ел, а собирался бриться.
- Ой, батюшки, да что ж это такое!? - всплеснула руками одна из старушек, когда взглянула на своего внучка. - Да где же ты это взял-то, окаянный? - она стала быстро шарить по сумкам, отыскивая что-нибудь подходящее, чтобы утереть личико мальчика, а тот, с набитым до отказа ртом, откинулся на спинку сиденья и, закрыв глаза, наслаждался, медленно пережевывая остатки вкуснятины. В это время электричка остановилась. Я выбежал на перрон, чтобы пристроить куда-нибудь мусор и, увидев неподалеку урну, ловким движением, точно баскетболист в кольцо, закинул в нее испачканный газетный шар. Уже возвращаясь обратно, я натолкнулся на женщину, которая везла на тележке букеты цветов, завернутые в яркую подарочную пленку. И я, вспомнив, что еду к Пашке без подарка, кинулся к продавщице. Остановив ее, я дотронулся до роскошного букета белых лилий.
- Пожалуйста, лилии можно?
- Да, конечно, берите! Очень красивый букет! - и женщина выдернула букет из общей массы цветов.
- Сколько с меня? - спросил я и полез в карман за деньгами.
Женщина назвала цену. Хоть было и дорого, но сердито: белые лилии в начале лета - это круто!
Однако в кармане я нашел лишь горсть мелочи, которой, пожалуй, хватило бы лишь на сверкающую обертку букета. И тут я вспомнил, что оставил крупные деньги в сумке, в бумажнике.
- Кому берешь-то, подружке? - спросила торговка, улыбаясь.
- Более, чем! Фее! - отозвался я и кинулся к вагону. - Извините, я сейчас, мигом! Деньги в поезде оставил! Подождите, пожалуйста!
Но уже объявили об отправке.
- Ой, сынок, да ты же не успеешь! - крикнула женщина мне вслед.
Пулей влетел я в вагон и подскочил к сумке, раскрыл ее и выхватил из тряпок бумажник.
- Погодите, я уже иду! - крикнул я через открытое окошко ожидавшей меня продавщице.
Еще через пару секунд я уже был в тамбуре, но тут дверцы предательски захлопнулись прямо у меня перед носом, и поезд сразу же резво тронулся.
- О, нет! - простонал я, безнадежно ударяя ладонями по толстому стеклу с надписью «Не прислоняться!».