- Знаете, клады-то они все настоящие, и во всех них вещи ценные и нужные. Просто к нам на кордон отец Иоанн привез все самое важное и дорогое, что нужно для убранства и служения храма. А в Никольском припрятал то, что могло лишь дублировать основные сокровища: поношенные одеяния священников, книги, запасную утварь, иконы работ более поздних мастеров или списки со старых досок... Это сейчас на старые вещи возрос интерес коллекционеров, а раньше все это вряд ли представляло бы какую-то ценность в глазах расхитителей. Тогда нужны были только золото, серебро да камушки. А сейчас и медь, и алюминий - все ходом идет, даже металлолом... Для храма Никольский клад вполне еще пригодится, а Кривой, конечно, мало, что поимеет с него. Промашечка вышла, это точно...
- А там ларчик был, с украшениями! Все сверкало и сияло! - вставил я.
- Думаю, что и там ценного было мало. Скорее всего, туда батюшки собрали тоже копии и подделки под золото и серебро. Одна бижутерия, медь, бронза, латунь какая-нибудь, полудрагоценные камни, стекло... Разобраться в их ценности могут, конечно, лишь специалисты, а вот простые мужики, пацаны да бандиты с большой дороги, увидя это, обрадуются и решат, что завладели несметными сокровищами! На это, видно, и рассчитывал отец Иоанн, делая копии своего клада. И не прогадал. Даже вот и этого ловкача Кривого провел вокруг пальца. Он, действительно, поди уж сидит миллионы подсчитывает от барышей и не ведает, что ему шиш с масличком только и достался! - рассмеялся дедушка Сема.
- Дедушка, значит основной клад батюшки Иоанна так все эти годы у вас и хранился? - спросила Пашка.
- Да, ласточка моя, лет 25 тому назад мы перепрятали его в последний раз, замуровав в кирпичной стене сарая. И ничего не пропало за эти годы, даже ни одной свечки! Только книги да одежды немного состарились, как и я, но не утратили своей святости и своего величия. Протри только пыль, счисти груз времени, и все это богатство вновь засияет неугасимым светом и блеском веры, любви и добра!
- Супер! Слышь, Паш, клад отца Иоанна цел и невредим! Значит мы никого не предали: ни батюшку, ни отца Григория, ни Людмилу Степановну, ни «зернышек», никого! А заодно разоблачили подлого и коварного брата Феодора, не то он успел бы еще натворить много зла! А банда, думая, что у них в руках большие богатства, засуетится и уйдет из этих мест. А в спешке, Бог даст, может, и угодит в руки правосудия!
- Слава Богу! Это просто чудо какое-то! - обрадовалась Пашка. - Мы спасены!
- Значит, сон твой исполнился! Отец Иоанн заступился за нас и все устроил самым лучшим образом!
- Да, конечно! - согласилась Пашка и от счастья даже прослезилась.
- Если б мы не нашли тот клад, в Никольском храме, то не раскрыли бы агента Кривого, скрывавшегося под видом праведного монаха Феодора, и уж ни за что бы не набрели на лесной кордон и не узнали бы прекрасной тайны дедушки Семы и клада отца Иоанна!
Не сговариваясь, мы с Пашкой обнялись, а потом обняли хозяина и рассмеялись. А дедушка Сема гладил нас, ласкал и все повторял, плача и улыбаясь:
- Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! Какой сегодня день! Ведь самый главный в жизни! Дожил, значит, ты, старый Симеон, до своих ангелочков. Теперь и помирать будет не страшно.
- Дедушка Сема, вы и до открытия храма доживете! Вот увидите! Мы его теперь быстренько восстановим! И все узнают, какой подвиг совершили вы и вся ваша семья! - говорили мы наперебой.
- Да-да, - соглашался хозяин. - Дождался я своего дня. Будет теперь хоть где отпеть старого христианина... Слава тебе, Господи! Радуйся, отче Иоанне, моли Бога о нас!
Мы еще долго говорили, говорили и говорили. Обо всем: о батюшке Иоанне, о Преображенском храме, о дедушке Семе, о себе. Радовались чуду, происшедшему на лесном кордоне, чувствовали себя счастливыми от сознания того, что все уже позади, что клад цел и невредим и мы знаем, где и в каких надежных руках он хранится. Мы загадывали на будущее, успокаивая и веселя гостеприимного хозяина. Так мы засиделись за богатым столом в уютной гостиной старого деревенского домика с добрым интересным собеседником далеко за полночь. В конце концов дедушка Сема уговорил нас лечь спать и хоть немного передохнуть. А меня он попросил пойти с ним на рассвете на сенокос, пообещав за это показать нам клад отца Иоанна! Я, разумеется, охотно согласился. Хозяин предложил расположиться на ночлег в доме, где все кровати пустовали, но мы изъявили желание вздремнуть на сеновале. Дедушка Сема, зная с детства, как там хорошо, не отказал нам и снабдил пледом и двумя тулупами. Мы отправились во двор. Под большим навесом, близ высокой яблоньки и ярдом с загоном для козочек, лежал огромный ворох свежего сена.
На его духмяной вершине мы и устроились на ночлег. Сон, однако, не шел. Уж больно сильными были наши впечатления от всего услышанного на этом кордоне. Мы примерно с полчаса все обсуждали и обсуждали тайны и разгадки отца Иоанна и дедушки Семы. Кругом царили полумрак и покой. Где-то внизу тихо пел сверчок, иногда сонно стукали копытцами козы, то запевал, то стихал соловушка, укрывшись в пышных зарослях черемухи. Дивно пахло сеном, лугом и распустившимся жасмином. По лугу и двору медленно перекатывались сизые волны ночного тумана, обильно покрывавшего высокие травы тяжелой росой.
- Ничего, зато косить будет легче! - сказал я себе.
Вскоре Пашка утомилась, замолчала и заснула. Я не стал ее тревожить, а сам лег на спину и, заложив руки за голову, стал думать о том, что вот так хорошо было мне в уральской тайге, на базе геологов, когда мы сидели с Пашкой в столовой, сытые, радостные, спокойные и ждали своего скорого возвращения домой, оставив позади все страхи, всю боль и отчаяние. Мы были вместе, были рядом и надеялись только на лучшее. Вот и теперь Господь все устроил для нас самым лучшим образом. Мрачная «волчья яма», суровые расхитители храмов, боль в голове, лесные блуждания, отчаяние от потери клада отца Иоанна - все это ушло прочь от нас, мы вновь обрели силу и уверенность в себе, а после бани и рассказа дедушки Семы точно заново родились, как-то сразу одновременно и повзрослев, и похорошев душой и телом. Нам теперь было не стыдно вернуться к своим в лагерь, порадовать всех новостью о кладе отца Иоанна. Возникло острое желание вновь включиться в работу по восстановлению Преображенского храма. Пашка застонала во сне, и я вздрогнул, вдруг отчетливо осознав, что мое пребывание на Мещерской земле, однако, уже заканчивается и что уже послезавтра, после обеда электричка вновь унесет меня в большой, шумный и пропыленный город. И, стало быть, меня опять поджидает скорое расставание с Пашкой. Я повернул голову. В предрассветном сумраке лицо девочки казалось фиолетовым. Ее распущенные волосы отливали лазоревой синевой и были разметаны по щекам и плечам. Она впервые была так близко и без косичек, эта дивная фея Мещерского края. Я дотронулся до ее волос. Какие они были чистые, пушистые, мягкие, точно шерстка белочки или ласки. Я осторожно поднял одну из прядей и поднес к своим губам. Уловил тонкие запахи меда, сладость клевера и жасмина, горчинку васильков, пряность душного летнего полдня, свежесть прошедшей грозы, яркую палитру радуги, невесомость облаков и тумана, влажность утренней росы... И я, невольно наслаждаясь этими дивными ароматами, закрыл глаза, не в силах отпустить эту прядку, и сам не заметил, как задремал, целуя то ли во сне, то ли наяву волосы славной девчонки по имени Прасковья...
Я увидел странное видение, словно киношный боевик. Мы с Пашкой бежали по огромному пестрому лугу, держа друг друга за руки. А за нами гнались на джипах и тяжелых мотоциклах люди с лесной поляны и бандиты Назара Кривого. Ржавый и брат Феодор стреляли в нас из короткоствольных автоматов. Пули свистели над головами, косили густые травы, срезали верхушки высоких муравейников, поднимали фонтанчики земли под нашими ногами. Силы наши таяли, мы задыхались, а луг все не кончался. Иногда Пашка падала, я быстро поднимал ее, и мы вновь отчаянно бежали. Сзади неслись хохот, пальба и рев моторов. У меня в руке был обрез двустволки. В какой-то момент я остановился и, обернувшись, выстрелил в наезжавшего Ржавого. Колесо его «Урала» взорвалось, и бандит кувыркнулся в траву. Вторым выстрелом я вывел из строя «Хаммер» Кривого. И мы опять побежали. Впереди увидели повозку Петьки.
- Эй, погоди! - закричал я.
Увидев нас, сильно загорелый пацан похлопал бичом, и Зоська понесла его прочь.
- Ах же ты, пырей ползучий! - крикнул я в сердцах.
Пашка уже совершенно выбилась из сил. Мы остановились около куста терна и огляделись, ища места для укрытия от погони. Впереди, у сиреневой линии горизонта, возник светящийся золотыми куполами храм.