Я достал ведерко свежей водицы, а Паша черпала из него березовым ковшиком и поливала прохладную жидкость на крепкие ладони и шею дяди Семы. Тот плескал водичку себе на грудь, спину, живот, плечи и лицо, кряхтел и фыркал от удовольствия, Тело его было ладно сложенное, мускулистое, загорелое, с несколькими шрамами. Я не стал расспрашивать лесника о том, кто и когда ранил его и в какой схватке, потому что знал, что служба его полна всяких трудностей и опасностей, ну а шрамы, они ведь только украшают настоящего мужчину! Иногда дядя Семен, балуясь, брызгал водой в сторону Пашки, и та, съеживаясь от холодных капель, тихонько посмеивалась. Дедушка Сема принес сыну длинное полотенце. Тот не спеша утерся и, сразу как-то помолодев, облегченно вздохнул. Похоже, на кордоне имелась живая вода, так как любое купание здесь почему-то сразу преображало каждого человека!
- Ну, а теперь можно приступить и к трапезе. Верно, Георгий? - весело сказал младший лесник и хлопнул меня по плечу. Я согласно кивнул и улыбнулся. И дело снова закипело. Лесники принялись чистить рыбу, я стал перебирать грибы, а Пашка взялась за картошку. Вскоре дивные ароматы вновь поплыли по залитому солнцем кордону. Еще через полчаса на столе уже стояли: блюдо с жареной рыбой, шипящая сковорода с картошечкой и грибочками, квас, салат из огурцов, редиски и ранней капустки. Лежали пучки лука, зелени, горячие лепешки. И мы, помолившись всем миром, уселись за стол и вновь приступили к такой вкусной и сытной трапезе. Дядя Семен рассказывал о своей поездке по лесному хозяйству. О том, каких встретил зверей и птиц, как спугнул браконьеров на Синем озере, как вовремя затушил оставленный кем-то без присмотра костер. Мы поведали ему о своих приключениях. Наша добрая беседа затянулась надолго. Поэтому, когда мы стали прощаться с кордоном и его славными хозяевами, время уже перевалило за полдень.
Дядя Семен вывел из гаража мотоцикл «Урал» с коляской и заправил его топливом. Потом мы уложили в большие пакеты гостинцы, которые передали лагерю гостеприимные лесники. Тут были грибы, свежая и сушеная рыба, клубника, сало, компоты, сыр, творог, масло, яйца, соленья, овощи, душистые травы для заварки чая, орешки, сухофрукты, варенье и медок.
- До свидания, дедушка Сема! Так здорово у вас было! - сказали мы с Пашкой, обнимая старого лесничего. - Вы такой добрый и славный! Вы для нас теперь как родной стали!
Хозяин кордона, сожалея о том, что нам так быстро приходится уезжать отсюда, смахнул слезу и ласкал нас своими руками, огрубевшими от труда и долгой нелегкой жизни в лесном царстве. Потом Паша поцеловала старика в его пушистую бороду и мы, сев на мотоцикл (я - за спиной дяди Семена, а девчонка - в коляске, среди пакетов с гостинцами), не спеша покатили по лесной дороге. Дедушка Сема еще какое-то время шел следом, крестил нас и махал рукою, пока мохнатые ели не скрыли из вида его одинокую сгорбленную фигурку. Прасковья достала из кармашка сделанный из «ночнушки» платочек и утерла им свои глаза. Я положил свою ладонь ей на плечо, и она, кротко взглянув на меня, улыбнулась и успокоилась. Миновав душный лес, мотоцикл выбрался на луговую дорогу и резво покатил по ней, оглашая настырным урчанием цветущие окрестности, окутанные жарким маревом горячего воздуха. Мы проехали через Никольское, миновали местный храм, с которого и начались все эти наши новые приключения, и совсем скоро вдали показался знакомый флагшток лагеря «Зернышки». Еще на подъезде к Преображенскому храму мы увидели пылящий по дороге милицейский УАЗик. Он двигался от лагеря в сторону станции.
«Уж не нас ли это ищут? - подумал я. - Ведь наше возвращение весьма затянулось...»
Прибыть в лагерь незамеченными не удалось. На строительных лесах храма оказался вездесущий Петька. Он засек мотоцикл и, узнав нас, быстро оповестил о нашем приближении всю округу! Поэтому, когда мы выехали на тропу, ведущую на территорию лагеря, к нам навстречу уже бежали все «зернышки» и десятка два местных пацанов.
- Ого, как вас тут встречают! Прямо, как космонавтов! - усмехнулся дядя Семен.
Через минуту нас окружила пестрая, удивленная и кричащая толпа. Леснику пришлось глушить мотор. Едва мы спрыгнули на землю, как к нам ринулись возбужденные «зернышки». Они обнимали нас, смеялись, ликовали. Отовсюду неслись возгласы:
- Ура, они вернулись! Паша, Жорка! Живые и здоровые! Ура! Ура! Откуда вы приехали? А милицию видели? Как здорово! Ну вы - просто супер! Ура, вернулись!
У нас от всего этого аж головы закружились. Мы кое-как утихомирили толпу и поручили ребятне нести в лагерь гостинцы из леса. А сами тепло попрощались с дядей Семеном, пообещав, что следующим летом обязательно приедем к ним в гости и, возможно, за кладом отца Иоанна. Когда лесник, помахивая нам рукой, покатил обратно, мы проводили его взглядом, а затем двинулись следом за «зернышками», которые уже достигли лагеря и теперь горячо рассказывали Людмиле Степановне о нашем возвращении. Учительница встретила нас радостно и как-то растерянно. Все были счастливы увидеть нас в лагере. Никто ни в чем нас не обвинял, не осуждал, а, наоборот, все восхищались нашим мужеством и просили поскорее рассказать обо всем, что с нами приключилось. Оказалось, что брат Феодор, действительно, отпросил нас у Людмилы Степановны ровно на три дня. Когда срок кончился, учительница начала волноваться и сердиться на то, что мы так безответственно поступаем, не желая возвращаться на работу и продолжая гулять с монахом по соседним монастырям. Батюшка советовал обратиться в милицию, решив, что с нами что-то случилось, так как он был уверен, что так поступить мы не могли: бросить дела и не сдержать обещания. Да и монах Феодор исчез как-то внезапно, даже не предупредив его, хотя раньше всегда извещал батюшку о своих походах. И более всего волновало то, что за все это время ни мы, ни брат Феодор ни разу не позвонили в лагерь и не доложили о своих делах, да и сам отец Григорий не мог до всех нас дозвониться. И вот сегодня, ближе к полудню, в лагерь неожиданно заявились следователи по особым делам и огорошили всех известием о том, что мы, оказывается, не отправились на экскурсию по монастырям, а стали жертвами банды Назара Кривого! И что сдал нас им... брат Феодор, который на лицо являлся одним из самых активных членов этой преступной группировки! Оказывается, после того, как мы покинули базу бандитов, там у них возникли серьезные разногласия. Кривой и Ржавый «наехали» на Слона, обвинив его в пособничестве пленникам, а тот впервые взбунтовался против них. Когда те решили проучить (а то и убрать) неугодного подельника, то он атаковал их первым! Представляете, ребята, наш добрый и могучий Слон, точно Моисей Мурин, вырубил Кривого и Ржавого, окрутил их веревкой и, взвалив на плечи, отнес в милицию. А брату Феодору, к сожалению, удалось скрыться. В управлении внутренних дел Василий дал чистосердечные признания, в том числе поведал и о нас. Вот следователи и приезжали, чтобы побеседовать с нами насчет показаний Слона. Однако, не застав нас в лагере, заволновались и решили объявить нас в розыск, так как мы могли легко затеряться в лесу или сгинуть в болотах, раз за столько дней не смогли выйти к людям. Благодаря операм в лагере также узнали, что мы, оказывается, все-таки нашли клад отца Иоанна, за что и поплатились своей свободой. Отец Григорий уехал с милиционерами, так как те попросили его опознать различные предметы, которые были украдены ворами из известных ему храмов, многое из награбленного, в том числе и «второй клад» отца Иоанна, были обнаружены на указанных Слоном схоронах.
Людмила Степановна позвонила по 02 и успокоила УВД, заявив, что мы вернулись из леса целыми и здоровыми. А мы, зная, что Слон очень ждет наших показаний и поддержки, изъявили сильное желание немедленно отправиться в город к операм. Доставить нас на место вызвался неунывайка Петька. Он мигом сгонял за своей кобылкой, и мы, отказавшись от предложений Людмилы Степановны хотя бы немного перекусить и отдохнуть, запрыгнули на телегу, покрытую душистым сеном, и покатили по пыльной дороге. «Зерна» проводили нас до околицы села и, попросив нас возвращаться поскорее, еще долго махали нам вслед. Ну, а мы поручили им пока готовить древесину для большого вечернего костра, за которым пообещали поведать о своих приключениях.
Зоська на сей раз бежала резво, будто понимала, что нам необходимо побыстрее добраться до города, чтобы там заступиться за человека, который рисковал многим, защищая нас от бандитов. Так мы и ехали, сопровождаемые плотным эскортом надоедливых оводов, гудящих не хуже милицейской сирены. Уже где-то на полпути нам попалась колонна внедорожников и «байков», двигавшихся по направлению к Спас-Клепикам. Похоже, то были те самые «тушующиеся нимформалы» с Лозняковской поляны, которым я хотел было преподать урок ботаники и которым Пашка своим выступлением явно испортила весь их «праздник сквернословия». Когда мы поравнялись с ними, то эти ребята и девчата нас сразу же узнали и... стали приветствовать! Кто жал на клаксон, кто вскидывал вверх руку, кто-то свистел, а иные просто улыбались. Угрюмых и безразличных лиц я отметил совсем мало. Пашка, смущенно улыбаясь, прикрыла уши руками, опасаясь, как бы эти неформалы не взболтнули по привычке чего лишнего, а я помахал колонне обеими руками. Петька же, решив, что на нас «наехали» какие-то крутые парни, испуганно озирался и погонял и без того упирающуюся Зоську. Но моторы, мощностью в сотни таких кобылиц, конечно же, оказались быстрее нас, поэтому черная колонна стремительно обошла подводу, а вскоре и вообще скрылась из виду, растаяв в облаке серой пыли и горячего липкого марева.