* * *
Мы вернулись в лагерь уже после полудня. Там все было готово к торжественному построению. «Зернышки» второй смены упаковали все свои вещи и аккуратно сложили их около автобуса, на котором прибыли ребята из третьего отряда. Людмила Степановна и отец Григорий водили учителя из новой смены по лагерю и знакомили с бытом православных волонтеров. А ребятня с гордостью показывала новеньким итоги своей двухнедельной работы. А мы с Пашей, увидев залитый солнцем Преображенский храм, окруженный строительными лесами, подумали о том, каким же величественным и благолепным станет он, когда возродится, когда сокровища батюшки Иоанна вновь придут в свои стены, когда засияют его позолоченные купола, когда по округе разольется дивная мелодия его колоколов! Мы невольно залюбовались храмом, мечтая о тех временах, когда сможем зайти сюда на службу к отцу Григорию, увидеть клад отца Иоанна вновь служащим людям и радующим их своим великолепием, заметить среди молящихся прихожан и усталую фигуру дяди Миши, и крутые плечи дяди Семена, и пышную седую бороду дедушки Семы, и смуглое лицо шустрого Петьки, который, наверняка, будет алтарником... Да, ребята, мы с Пашкой, я в этом уверен, думали тогда об одном и том же! Только вот меня еще вдруг посетила одна дерзкая мысль (эх, хорошо бы и Пашку тоже!): «Здорово было бы, если б нас тут и обвенчали!» Но дальше этого моя неуемная фантазия не пошла, так как «зернышки» нас заметили, и все пришло в движение!
Потом было построение. Подняли флаг. С речами выступили учителя, отец Григорий, представитель местной сельской администрации, от лица «зерен» слово предоставили старосте смены. Мы подвели итоги, новички наметили фронт новых работ и заверили нас, что тоже добьются хороших результатов. Затем настало время общего обеда, после которого начались другие торжественные мероприятия. Из Никольского прибыла группа местных самобытных артистов, чтобы дать нам небольшой концерт (надо признать, что пели и плясали они очень даже неплохо!). После него должен был состояться футбольный матч между местными и городскими пацанами, еще какие-то шумные и подвижные игры на лугу и купание в озере. Автобус с «зернышками» из второй смены должен был отправиться домой лишь вечером. А мне, к сожалению, уже надо было дуть на вокзал, чтобы успеть на дневную электричку. Поэтому я, взяв свою дорожную сумку, тепло распрощался с Людмилой Степановной, с Виктором Сергеевичем (новым командиром «зерен») и с батюшкой Григорием (у которого взял благословение в дорогу). Потом настал черед ребятни. Каждый из пацанов счел за честь пожать мне руку и приложиться хоть на миг к моей литой груди, а девчонок так и тянуло чмокнуть Жорку в пухленькую и румяную щечку! И как пелось в одной очень старой песенке: «Я от чуткости такой потерял покой!» Староста стояла рядом и глядела на это мое трогательное расставание с «зернышками». Она тихонько посмеивалась, а глаза ее светились нескрываемой гордостью. Но за кого? За меня или за ее юных товарищей и подопечных? Или за всех сразу? Вы сможете ответить на это, ребята? Я вот тогда затруднился... Наконец, я освободился от ласк и объятий и запрыгнул на подводу с душистым сеном. Место возницы заняла Прасковья, так как Петька больше любил футбол, чем девчонку, и посему остался в лагере, ибо местные считали его лучшим вратарем во всей округе. Чем завершился тот товарищеский матч, мне неведомо, потому что Зоська лихо взяла с места, и лагерь стал стремительно удаляться. «Зернышки» долго махали нам вслед, а некоторые еще и бежали до самой околицы села. Когда последний дом скрылся за лесом, я понял, что моя эпопея на Мещерской земле завершилась. Конечно же, было грустно расставаться и с лагерем, и с его обитателями, и даже с Зоськой (эх, пробыть бы тут все лето!), но я возвращался домой с чувством выполненного долга. Надеюсь, поработал я неплохо, не подвел Пашку, возлагавшую на меня большие надежды, даже отыскал клад отца Иоанна! И как было замечательно, что именно нам с Прасковьей удалось полностью раскрыть тайну церковных сокровищ и выступить в роли ангелочков, принесших благую весть дедушке Семе о наступлении добрых времен, когда он сможет передать людям доверенные ему на хранение ценности, чтобы спокойно «почить в Бозе», выполнив долг христианина и данное отцу Иоанну обещание до конца! Все было очень хорошо, только вот тоска от предстоящего (уже такого скорого!) расставания с Пашкой сильно бередила мою душу. Но я привык не отчаиваться и поэтому наслаждался последними минутами нашего совместного пребывания. Ведь мы опять были вместе: я, она и природа! А нам ведь всегда было так хорошо, радостно и интересно познавать друг друга, делая новые волнительные открытия...
Уже на подъезде к станции нас нагнал темно-зеленый УАЗ с темными окнами. Когда машина проходила мимо, я взглянул на нее и невольно ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд, проникающий даже сквозь черноту стекла. Колючий холодок вмиг разлился по моей груди. Зоська, как бы тоже почуяв неладное, вздрогнула и отпрянула к обочине. Тот, кто сидел во внедорожнике, прекрасно видел меня, а я вот его, к сожалению, нет. Мне открылась лишь чья-то рука с золотым перстнем-печаткой, нервно подрагивающая на баранке. Кто же сидел в джипе, в его затененном салоне? Брат Феодор? Или же просто любопытный сельчанин, случайно встретивший нас на пустынной дороге? Может, это катил на станцию Никольский фермер Виталий Иванович Самородков, который часто, как говорил отец Григорий, «помогал деньжатами восстанавливать храмы»?
А может, просто это все мне показалось от жары, волнения и от того, что в последние дни я стал слишком осторожным и подозрительным? А что поделаешь, пока один из главных и коварных бандитов, оборотень Феодор, все еще разгуливал на свободе, есть основания для волнений! Пашка, правда, не обратила на УАЗ никакого внимания, и я с тревогой подумал: «Девчонка ведет себя беспечно и надеется лишь на милость Божью и Покров Пресвятой Богородицы. Конечно же, без промысла Господня и волос с головы не упадет... Но все же: ведь она поедет обратно совсем одна, и в пути может приключиться все, что угодно... Коварный Феодор еще может поквитаться с нами за разгром его шайки и потерю (хоть и мнимых) ценностей...» УАЗик урча мотором проследовал дальше и вскоре совсем скрылся за поворотом. Зоська успокоилась и вышла на дорогу. Утешился и я: «Что это я стал так боязлив, маловерный! Ведь Господь с нами, и что нам сделает злой человек?! Да будет воля Твоя, Господи! Спаси и сохрани нас! Аминь!»
- Жор, ты чего такой грустный? - спросила Пашка, мягко похлопывая вожжами по крупу кобылы.
- Чтобы никто не видел, какой я веселый! - пошутил я, натянуто улыбаясь, и добавил: - Очень не люблю прощаться... Приезжать гораздо лучше, чем уезжать!
- Я тоже так думаю! - согласилась Прасковья и вздохнула, но тут же весело добавила: - А ты сильно не грусти. Вот увидишь, мы обязательно скоро встретимся вновь! У меня почему-то появилось такое ощущение...
- Дай-то Бог! - согласился я. - Здорово здесь у вас все было! Я даже и не ожидал, что так сильно привяжусь ко всему этому.
Время, к большому сожалению, было к нам сурово и неумолимо. Едва мы подкатили к вокзалу, как уже объявили о прибытии моей электрички. Однако я успел все же сбегать за билетом и купить гостинцы моим милым дамам: большое мороженое Паше и крупный маковый батон Зосе. Но тут подошел поезд, а с ним пришла и горестная минута расставания... Пашка взяла меня за руку, и мы двинулись к вагону. Зоська, с удовольствием жуя вкусное угощение, помахала мне головой вослед и как-то шумно и грустно вздохнула. Большие часы на фасаде вокзального здания показывали 14:02. До отправления поезда оставалось всего три минуты! Прощаясь с Пашкой, я пообещал ей стараться делать все возможное и невозможное, чтобы отыскивать пути для нашей очередной встречи. Девчонка ответила мне тем же. Потом мы съели (поделив пополам) чудом оставшийся у меня шоколадный батончик «Пикник», а когда поезд прогудел, давая знак о скором отправлении, мы вновь, как и во время моего приезда, быстро трижды расцеловались, и я заскочил в вагон. Затем дверцы с надписью на толстом стекле «Не прислоняться!» разлучили нас. Пашка махала платком, я, высунувшись из окошка, отвечал ей, размахивая бейсболкой, но поезд так круто рванул вперед, что уже через несколько секунд не стало видно ни перрона, ни белого платка на нем, ни серо-розового здания вокзала. Станция кончилась и потянулись бесконечные лесопосадки с редкими разрывами дорог да речушек...