Погреб оказался на удивление большим, высоким. Стены, чтоб не осыпалась земля, обшиты досками. В углах — кадки с солеными огурцами, квашеной капустой. У стены — закром с картошкой… Ничего подозрительного. Никакой подземной трубы или, тем более, принадлежностей для рыбной ловли.
Но если ребята ничего не заметили, Василий Павлович заинтересовался блоком, укрепленным на толстой балке перекрытия погреба.
— Уж не картошку ли ты на блоке, Харламыч, наверх поднимаешь?
Старик испуганно глянул на блок, не нашел ничего лучшего, как согласиться:
— Ага, картошку!.. Силенок-то стало маловато, вот блок и приспособил…
— Автоматику, значит, завел? Раз — и мешок с картошкой наверху? Что ж, это хорошо. Покажи-ка нам в действии свое приспособление. Не мешает потом применить в колхозном овощехранилище, если удачно оно…
— Да картошки в мешках нет, долго больно насыпать, — завилял старик.
— Ничего, ребятки мешок живенько насыплют. Куль у тебя как раз на кадке валяется…
Председатель шагнул к кадке. Харламыч невольно бросился ему наперерез, но тут же остановился как вкопанный.
Ванюшка, Зиночка и Мишка с Ленькой стали дружно нагребать в мешок картошку из закрома.
— А тут… дерево… больше картошки нет, — заикаясь, сказал Ванюшка, нащупав под тонким слоем картошки какую-то доску.
— Да? Что-то маловат закром.
Картошку разгребли. Доска оказалась с ушком. Тут же валялась веревка, привязанная одним концом к этому ушку.
— А ну-ка, сейчас попробуем, проденем веревку в блок да потянем.
Веревку продели в блок, потянули. Доска приподнялась и…
Что же увидели изумленные ребята и усмехнувшийся председатель?
Внизу, под доской, оказался деревянный желоб, сколоченный из старых, потемневших плах. В желобе лежала плетеная из ивы корзина. Такая же, какие делают рыбаки для ловли рыбы на речных перекатах. Нет, немного не такая, не круглая, а четырехугольная, вытянутая в длину побольше обычной.
Когда за веревку потянули еще, в желобе вдруг забурлила вода, потекла между ивовых прутьев и ушла куда-то под землю.
— Так, так! Действительно, механизация рыбодобычи. Крупная рыба остается здесь, самая разве мелочь проскочит сквозь такую корзинку. Вот, ребята, под Скопанцем на льду и попадались вам только рыбки-монетки…
Изумленные ребята стояли, разинув рты. Харламыч дрожал, как осиновый лист.
— Ну что ж, Биркин, все ясно, — сказал Василий Павлович. — Остается лишь несколько вопросов для уточнения. Как карпо-караси появились в Кислом озере и как ты их зимой заставляешь в трубу идти? Она же, эта рыба, как и простой карась, зимой на дне озер лежит…
— Фу-у! — Харламыч тряхнул головой, будто отказываясь говорить. Но тут же, видно, сообразил, что запираться дальше бесполезно. — Как в озеро-то караси попали? А утки их, знать, на лапках принесли…
— Утки? На лапках? Что-то не слыхивал такого.
— Утки, боле некому! Ясно, не самих карасей, а икру ихнюю… Стало быть, где-то в другом месте есть такая рыба, утки там в пруду плескались, икра-то к лапкам прилипла, а здесь смылась… Вода-то в озере давно чистая, карасики и выклюнулись, а потом развелись…
— Значит, народ считал озеро мертвым, заброшенным, не заглядывал на него, а ты воспользовался этим?
— Истинно так, истинно! — ухватился Харламыч за слово, показавшееся ему спасательным. — Только попользовался. И погреб этот, и желоб я не сам мастерил. Здесь у купца водослив был потайной…
— Так, так. Купец потайной водослив для гнилой волы завел, чтоб мужики не придирались, не вопили о порче воды в речке, а ты этим водосливом для рыбодобычи воспользовался?
— Только попользовался…
— Ну, а как же ты еще не ответил, как все-таки рыбу со дна поднимаешь?
— Дело-то нехитрое. Вода-то в Кислом озере от подземных ключей теплая, даже льда местами не бывает, а так тонкий вовсе. А в теплой-то воде, знамо дело, карася в сон не так тянет, в ил он не зарывается. Бросишь комок извести — вода зафыркает, ну, рыба и замельтешит, начнет спасаться, куда вода течет…
Так вот отчего бурлила тогда вода в озере, когда сидел подо льдом Ванюшка!
— А отчего Скопанец гремит, вы не знаете? — вспомнила Зина страшный грохот, который напугал их однажды на льду.
— Гремит-то?.. — замялся старик. — Так это ж Скопанец, он завсегда на крик аукается…
— Аукается? Ну, а для того, чтоб эхо возникло, как ты этот грохот создал? Не к чему запираться, рассказывай уж все, — подбодрил старика председатель.