Велосипед надоедливо подскакивал на корнях. Всматриваясь в темноту, я надеялся увидеть долгожданные огоньки и боялся уткнуться носом в злосчастный фонарик друга. Натёртая пятка отвлекала меня от страха. Когда впереди издевательски блеснул огонёк Серёжкиного фонаря, я хотел было сесть на пенёк и закатить истерику, но нежелание прослыть слабаком ещё теплилось во мне, и вместо традиционного: «Мы все здесь подохнем» я выпалил:
— «Давайте отрежем Сусанину ногу!» — «Не надо-не надо, я вспомнил дорогу!»
Серый усмехнулся:
— Отрежешь — сам на хребте меня потащишь. — Взглянув, куда показывает луч моего смартфона, он громко расхохотался. — Мы ходим кругами! Куропаткин не выпускает нас…
Я отшвырнул велосипед.
— А-ха-ха, — заливался Серый, — скоро сами призраками станем! Будем пугать математичку! А-ха-ха! Задачами по ночам…
Я взял его за ворот куртки и хорошенько встряхнул. Тут за деревьями забрезжило слабое сияние. Оно вовсе не было зловещим, а лишь нежно дрожало, мерцало и завораживающе таяло.
— Эй, пацаны, что это?
— Уже не смешно, — буркнул Серый, сильнее вцепившись в Русино плечо.
Мне стыдно признаться, но я уже хотел бросить товарищей и дать дёру, но сияние стало окружать нас со всех сторон. Не было ни бесформенных теней, ни скелетов, ни мертвецов — лишь слабый серебристый свет, дрожащий между деревьями. Между тем, лес был тих и неподвижен: не дрогнула ни одна ветка, не закачалась еловая лапа. Казалось, если бы сейчас раздался хоть лёгкий треск сухих сучьев, хоть слабый крик ночной птицы, и наваждение развеялось бы как дым. Но нет, нас окружали лишь темнота, серебристый свет и тишина.
Дрожа от страха, я вцепился в Русино плечо с другой стороны. В моей памяти промелькнул один из самых счастливых дней моей жизни. В те времена отец ещё не пил и часто брал меня с собой за город, и мы катались по лесному шоссе. Садясь за руль, он сажал меня на колени и разрешал порулить. Конечно, он никогда не выпускал руля из рук, но я был полностью уверен что веду машину сам. Позже отец попал в аварию и лишился своей любимой «Лады Калины».
В те страшные мгновения прошлая жизнь казалась мне особенно далёкой и даже нереальной. Реальным был лес и надвигающаяся смерть. Мы прилипли друг к другу как замерзшие хомячки в картонной коробке. Мрак слабел, лесом будто овладевало наступающее утро. Вдруг на земле что-то блеснуло. Я прищурился и увидел старинную монету. Она лежала на куче опавших листьев, поблёскивая рельефом двуглавого орла. Монета лежала далеко, но я мог различить даже корону, когти и крылья. Обе головы смотрели в стороны, хищно раскрыв клювы.
— Деньги, — прошептал Руслан, — смотри, ещё… И ещё…
Я никогда не был жадным. Всякую вещь, о которой я когда-либо мечтал, мне рано ли поздно покупали и, сказать по правде, мне редко хотелось чего-то материального. Книжный мир заменял мне многое, и я, можно сказать, жил в нём. Но теперь, при виде монет, вспыхивающих серебром, меня охватывало непреодолимое желание обладать ими. Выражение ужаса на лицах друзей постепенно сменялось благоговейным восторгом. Ещё немного и мы бросимся их собирать.
Под кустом сверкнуло жемчужное ожерелье. Тонкие нити, унизанные мелким жемчугом, окружали гранёный, выточенный в форме сердца рубин, вспыхивающий кроваво-красным огнём. Браслет, украшенный мелкими тонкими монетами, нежно блеснул золотистым колокольчиком. Трухлявый пень пронзал старинный кинжал с рукояткой, усыпанной изумрудами.
— Этот мой, — прошептал Руслан, — себе забираю! И только попробуйте!
— Ну и подавись, — буркнул я, — тут денег вон сколько.
Руслан оттолкнул меня.
— Моё! Я всё нашёл!
Тут я почувствовал неудержимый гнев. Я готов был отшвырнуть приятеля прочь и броситься собирать несметные сокровища, так внезапно вознаградившие меня за что-то. Я вовсе не думал о вещах, которые мог бы купить, меня лишь опьянял восторг обладания недосягаемым и прекрасным.
Тут Серый встал на нашем пути и что есть силы оттолкнул нас.
Я упал и пополз к лежавшей на траве монете.
— Уйди! Моё! Моё! — кричал Руслан.
Я тянулся к монете, мечтая ощутить на ладони её вожделенный металл. Серый наступил на мою руку, мелкие камешки вонзились в кожу и я взвыл, готовый избить его до полусмерти.
Тут Серый схватил Руслана и сжал так крепко, будто в нём разом пробудилась отцовская сила.
— Сгинь, вонючий морок! Сгинь! Сгинь! Сгинь! — крикнул Серый что есть мочи.
Лесное эхо подхватило его мальчишеский голос, и сверху и снизу — со всех сторон зазвенело: «Сгинь, сгинь, сгинь!» Верхушки сосен, потревоженные ночным ветром, качнулись и зашумели. Монеты и ожерелья стали меркнуть, утрачивая свой мистический блеск. Сумев вырваться из медвежьей хватки приятеля, Руслан бросился к кинжалу. Я успел схватить монету другой рукой и, упиваясь победой, спрятал её в карман.
Из-за облаков выглянула луна — слегка уеденная и щербатая, но уже не бледная, а яркая, налитая чистым, неземным золотом. Руслан боролся с Серёжкой. В конце концов Серый повалил его на землю, подмял под себя и сел верхом. Монеты и украшения исчезали. Теряя блеск, они становились прозрачными, будто превращаясь в льдинки, и лишь двуглавые орлы, словно не желая расставаться с жизнью, сохраняли четкость очертаний до самого конца. Кинжал стал блекнуть, темнеть, в конце концов он изогнулся словно лук и превратился в сухую ветку, растущую из пня. Я пригляделся к тающему ожерелью и увидел сплющенную пластиковую бутылку с мутной, красноватой жидкостью. Ветерок коснулся моего лба, и мне вдруг захотелось избавиться от монеты. Я с отвращением разжал кулак и увидел кругленькую крышку от бутылки из-под пива.
Первым пришёл в чувство Сергей. Он вскочил и заорал:
— Пацаны! Дорога! Уууууу!!!
За деревьями блеснули тусклые огни фонарей. Тут нас охватило ликование. Я прыгнул на Серого и обнял, будто он забил решающий гол. Руся последовал моему примеру. Мы не удержались на ногах и повалились на землю, разворошив кучу сухих листьев.
— Нога, уроды, нога-а-а! — вопил Серый.
Лес светлел. Лёгкий утренний ветерок играл высохшими стебельками травы и будил зверей и птиц. В тишине робко раздавались их сонные крики. Луна мало-помалу блёкла, готовясь уступить место солнцу. Но вместо него пришли тучи — серые, рыхлые, снеговые, — но ярко-розовый лоскуток рассвета упрямо выглядывал из-под них, словно из-под одеяла. Утро осыпало мелкой крупой узловатые корни и прелую листву. Я хватал снежинки ртом, с наслаждением вдыхая первый рассветный морозец.
Позже отец Серого всё-таки продал дачу. Не знаю, оттого ли, что заметил странную перемену в нас, или оттого, что нашёл участок совсем рядом с домом. Несмотря ни на что жуткая история укрепила нашу дружбу и помогла познать самих себя. И хотя это странное, невероятное происшествие принесло нам пользу, никто из нас до сих пор не обмолвился ни единым словом о нём.