Мне стало жалко себя, Алешку, маму с папой и этого лейтенанта в милиции, который из-за своей неопытности не принял должных мер по обеспечению моей безопасности и которому наверняка попадет за это по служебной линии. А потом его замучает совесть, от сознания невыполненного долга, и я буду по ночам являться ему во сне…
Сколько я так просидел? Не знаю. Знаю только, что, если бы ожидание продлилось еще хоть минуту, я бы с позором удрал из этой проклятой квартиры и навсегда захлопнул бы за собой ее дверь…
И вдруг что-то из области шестых чувств толкнуло меня снизу. Я вскочил, нырнул в шкаф и прикрыл за собой дверцу, оставив узкую щель, чтобы дышать и слушать.
В двери снова щелкнул замок. Потянуло сквозняком по ногам. Кто-то вошел в квартиру. Я еще немного надеялся, что это Алешка пришел за мной, но это был не Алешка.
Послышалось два тихих голоса — женский и мужской.
— Упрятал наконец эту костлявую образину, — сказала женщина, и было слышно, как она сбросила туфли. — Все равно я ее боюсь.
— Не туда ты, Райка, пужливая, — ответил мужской голос. — Ментов бойся, а не покойников.
Они прошли в комнату, но я хорошо слышал их разговор в гулкой пустоте квартиры.
— Неладное чует мое сердце, — сказал мужчина, что-то передвигая по полу. — Какие-то шустрые ребята стали вертеться вокруг. Не заложили бы. Если эту нашу хазу откроют — всему делу конец. А тут одних игрушек на пятьсот кусков.
Я понял, что он говорит о машинках.
— Да брось ты, Пират. Нормально все.
Надо же, как мы угадали!
— Рисковать не будем, толканем что за неделю успеем, а остальное — к Федюне на дачу.
— Смотри, ты командир, тебе виднее, — ответила женщина и, помолчав, спросила: — А эти тряпки куда пристроить? Может, в шкаф убрать, чтоб не на глазах было? Не верю я Федюне твоему.
У меня подкосились ноги…
— Не надо. Забудем еще в спешке. На подоконник сложи.
Они еще повозились в комнате — видно, выгружали товар, — обулись и ушли. И тут же опять защелкал замок. Я чуть не взвыл. Обнаглели совсем! Как к себе домой ходят.
Но это был Алешка. Он пришел выручить меня. С пистолетом и молотком, реалист-романтик.
— Докладывай, — строго сказал Алешка, когда я упал на тахту в отчем доме.
— Это самые настоящие жулики, — сказал я. — И Пират у них главный, мы не ошиблись. Знаешь, сколько они наворовали? Одни машинки знаешь сколько стоят? Пятьсот кусков!
— Чего кусков? — не понял Алешка. — Мяса?
— Денег, чудак!
— А зачем им куски денег? Целых не дают, что ли?
Видно, с меня стало спадать напряжение, и я начал хохотать. Алешка с готовностью присоединился ко мне, и мы с ним, задрав ноги, полчаса ржали как конь и жеребенок в конюшне. Потом я объяснил:
— Кусок на ихнем жаргоне — это тысяча рублей. Значит, машинки они хотят продать за сколько?
— За пятьсот тысяч! — безошибочно выдал Алешка. Не зря он во дворе таблицу умножения учил. — Да кто им столько даст?
— Так они не одному будут продавать. Знаешь, сколько коллекционеров в Москве! А за остальные вещи они вообще, может, миллионы получат.
— И куда они их денут?
— Спрячут, наверное. Зароют куда-нибудь.
— Зачем? — удивился Алешка такому неразумному помещению капитала. — Купили бы лучше что-нибудь. На такие деньги много можно накупить. Даже небось на мопед хватило бы.
— На тысячи мопедов, — подсчитал я.
— Да, — задумался Алешка, — куда же их денешь столько? А давай за ними проследим и этот клад выкопаем?
— И дальше что? — сурово спросил я.
Алешка сразу сориентировался и резко переменил намеченный было меркантильный курс.
— Как что? В Фонд мира передадим. Чтобы не было войны. Годится?
— Надо в милицию идти.
— Спасибочки, — съязвил Алешка, — ты ходил уже.
— Мы в другое место пойдем. На Петровку. Там знаешь какие…
— Знатоки? А нас туда пустят?
— Нас — не знаю, а тебя наверняка не пустят. Дома посидишь…
— Да?!
— Да.
Алешка нагнул голову и засопел — все, теперь его ничем не возьмешь, уж я-то знаю.
— Ну, пожалуйста, Леша, прошу тебя, — словами мамы начал я.
По силе воздействия эти ласковые мамины слова равны только тем, которыми нас приветствует школьный физкультурник в начале занятий: «Равняйсь! Смирно!» Но и это не помогло — Алешка еще ниже опустил голову и засопел так, что у него заходил живот под майкой, будто там надувалась волейбольная камера.
— Ладно, останешься в резерве главного командования, — пустился я на хитрость.
— Только не дома, — сразу раскусил меня Алешка. — Там буду командовать.