«Как же, — подумал я, — разбежался!» И еще я подумал: только бы не пришел сейчас Алешка. Или папа с мамой. Я-то уж как-нибудь выкручусь, а за них страшно. Что же делать? Парень он здоровый и с пистолетом. Мне с ним не справиться. А если наши придут?.. Трахнуть бы его чем-нибудь по башке. Я осторожно осмотрелся: как назло, после папиной чистки в квартире не осталось ни одного травмоопасного предмета. Кроме табуретки. Правда, он на ней сидит. А что? Выдерну из-под него, он свалится, а я его по башке. Выдерни попробуй — вон как расселся. Как дома. Вдруг зазвонил телефон, и я схватил трубку.
— Не смей! — сказал Белобрысый. И я, молодец, понял, что надо подыграть ему. Будто я верю, что он из милиции. И я сказал обидчиво:
— Вы же сами сказали, что вам будут звонить…
— Я сам. — И он взял трубку.
И даже мне был слышен в ней звонкий мальчишеский голос:
— Диму позовите!
— Кто его спрашивает?
— Сережа! Вы разве не узнали меня? — Белобрысый недоверчиво протянул мне трубку. Я изо всех сил прижал ее к уху и заорал: «Привет, Серега!» В трубке раздался уже совсем другой голос — тихий, уверенный, спокойный и очень мужской:
— Дима?
— Да.
— Ты меня понимаешь?
— Да. Но я сейчас не могу. Мы в той комнате полы лаком покрыли, а велосипед на балконе.
— Он угрожает тебе?
— Не очень. Но запах сильный. И все равно туда не пройдешь. Подожди до завтра.
Белобрысый слушал мои ответы и, ни о чем не догадываясь, одобрительно кивал.
— Не волнуйся. Ты молодец, — продолжал голос в трубке. — Контролируй ситуацию с телефоном. Понял?
— Конечно, — соврал я. — Мы их на дачу увезем.
— Мне нужно передать тебе одну вещь. Она маленькая. Через пятнадцать минут зайди в туалет, открой дверцу стояка — эта вещь будет там. Понимаешь?
— Понимаю, но не очень. Меня родители не отпустят. За тройки.
— Незаметно раздавишь ее, бросишь на пол, но только незаметно, и через две-три минуты уходи. Но обязательно не позже. Все понял?
— Ага! Будь здоров.
— Не бойся — мы рядом и в обиду тебя не дадим. — Я повесил трубку. Сейчас надо было вести себя как можно естественнее.
Спокойно и доверительно.
— Это дружок мой Серега звонил — на великах зовет кататься. Ну, я наврал ему, что велосипед с балкона достать не могу.
— Правильно, — сказал Белобрысый и заглянул в глазок. — Вообще врать нехорошо, но иногда надо. Ты — молодец. Вырастешь, мы тебя в МУР возьмем. Нам толковые ребята нужны.
Я сделал вид, что прямо-таки растаял.
— Хотите чаю? — Это я спросил почти с восторгом, будто предлагал ему тысячу кусков.
— А водки у тебя, случаем, нет? Папаша не употребляет?
— У него язва, он не пьет.
— Жалко, — сказал он.
Я не стал спрашивать, что ему жалко — что водки нет или что у папы язва? И так ясно. Но за язык меня кто-то тянул. И я спросил:
— А какой у вас пистолет? «Макаров»?
— Нет, — ответил он. — ТТ. Не люблю табельное оружие. К этому привык.
— Можно посмотреть? — Чего проще, думал я, ты только выпусти пистолет из руки, и я тебя тут же поставлю мордой к стенке.
— В другой раз, — ответил он. — На Петровке.
— Жалко, — сказал я. — Нельзя так нельзя. Ничего не поделаешь, я понимаю.
Я взял чайник, налил в него воду и поставил на конфорку. И пошел в туалет.
Белобрысый не сказал ни слова. Я тихонько запер за собой дверь и открыл дверцу стояка: прямо передо мной висела на ниточке какая-то ампулка — то ли из тонкого стекла, то ли из пластмассы. Я отцепил ее и дернул ниточку. Она тут же исчезла в дырке за стояком. Я сунул ампулку в карман, закрыл шкаф и шумно спустил воду.
— Порядок? — подмигнул Белобрысый.
— Порядок, — сказал я.
Теперь надо действовать. Мне опять стало страшно. Но тут я подумал, что вот-вот придет Алешка, и решился. Я еще не знал, что Алешка пришел давно, что оперативники перехватили его еще у подъезда и он сейчас сидит в машине и рассказывает благодарным слушателям свой очередной страшный сон про голубую собаку с крыльями и карманом на брюхе, как у кенгуру, в котором лежит мясорубка. А маму тоже поймала у лифта какая-то незнакомая женщина и рассказывает ей, какие она достала голубые тени для век…
Я приподнял крышку чайника и этой же рукой раздавил ампулу и уронил ее за плиту. Она до сих пор еще лежит там. До генеральной уборки. И стал считать про себя секунды… Когда досчитал до ста пятидесяти, сказал:
— Сейчас принесу печенье, — и пошел в коридор. У меня вдруг сильно закружилась голова, и захотелось спать. И я уже забыл, что мне надо делать, остановился у входной двери и задумался. И прислонился к стене. И пополз вниз…