И тут в кухне что-то шумно упало, прокатился грохот выстрела. Входная дверь распахнулась. Двое мужчин рванулись на кухню, двое других подхватили меня и вывели на площадку, и кто-то в белом сунул мне под нос мокрую ватку. Я чихнул, и все кругом прояснилось. Женщина в белом тревожно ощупала меня всего и спросила:
— Семью семь?
— Сорок семь, — сказал я.
— Молодец. — Она кивнула и снова сунула мне под нос ватку с нашатырем. — Посиди немного.
Я сел на ступеньку, и меня тут же загородили чьи-то ноги в сапогах. Это был, наверное, наш участковый. В голове у меня было еще немного туманно, но я с интересом ждал, что будет дальше.
Но ничего особенного не произошло. Из нашей квартиры вынесли носилки. На них сладко спал, подложив ладони под щеку, мой белобрысый друг и «коллега» по уголовному розыску. Когда его проносили мимо меня, я едва удержался, чтобы не щелкнуть его по носу. Думаю, присутствующие не осудили бы меня за это.
Тут открылся лифт, и вышли из него мама и Алешка. Мама схватилась за сердце и сказала:
— Что случилось?
— Ничего особенного, — спокойно ответил участковый. — Не волнуйтесь. Ваши ребята задержали опасного вооруженного преступника.
— Прелесть какая, — вздохнула мама, села рядом со мной на ступеньку и положила голову мне на плечо. Алешка тоже сел с ней рядом. Так нас и застал папа.
Сесть ему было некуда — все места заняты, поэтому он посмотрел на нас, пригорюнившихся, ничего не сказал и пошел домой. А мы за ним.
Не успел я еще рассказать родителям в самых красочных подробностях о наших приключениях, как позвонил седой полковник и спросил:
— Как вы себя чувствуете, Дима?
— Спасибо, хорошо, — ответил я, пытаясь отогнать Алешку от трубки, чтобы не подслушивал, и добавил деловито — Как прошло задержание? Никто из наших не пострадал? И никто не ушел от ответственности, надеюсь?
— Вот об этом я бы хотел побеседовать с вами. Вы сейчас свободны? Тогда я пришлю машину.
— Машину? — переспросил я небрежно. — Ну что вы, зачем… — и скосил глаза на родителей.
Мама смотрела на меня со страхом, а папа с плохо скрываемым уважением и даже, мне показалось, немного с завистью.
— Затем, что время не терпит. Пират ушел, — сказал полковник и положил трубку.
Я умылся холодной водой, выпил стакан компота без ягод, и мама — удивительно! — не сделала мне на это замечания. Она всегда требует, чтобы мы доедали раскисшие, безвкусные ягоды, потому что в них «самые витамины».
— Я с тобой, — холодно сказал Алешка и поднял хохолок на макушке. — Полковник сам сказал: побеседовать с НАМИ, я слышал.
Я не стал объяснять Алешке эти тонкости обращения — бесполезно — и повернулся к нему спиной. Он тут же возник перед моим носом и завизжал:
— Как компот без ягод — так тебе! Как самое интересное — так ты меня отсылаешь!
— Я тебя не отсылал. Ты сам удрал с Рябчиками на помойку.
— А я и Рябчиков с собой возьму! — пригрозил Алешка, и я сдался, только предупредил, что его все равно в здание МУРа не пустят.
— Посмотрим, — спокойно сказал Алешка, засовывая револьвер за пояс.
Родители не сказали ни слова, только переглядывались испуганно, да папа время от времени колупал в стене дырку от пули и, наверное, вспоминал мамины слова: «Я за этими обоями сперва полжизни пробегала, а потом полжизни простояла».
Как я и предполагал, Алешке пропуск не выписали. Он остался у проходной. Но ненадолго. И явился, как всегда, кстати.
Вот что получилось. Когда Алешка слонялся около входа и уже успел сделать замечание какому-то дяденьке за то, что он бросил окурок мимо урны, на него обратил внимание человек в штатском. Он пригляделся к Алешке и спросил:
— Что, брат, не пускают?
— Ага, — уныло согласился Алешка. — Как жуликов ловить — Алешечка, а как благодарность получить — не пускают.
— И каких же ты жуликов ловишь?
— Обыкновенных, которые вещи крадут. Полную пустую квартиру накрали. И повязки носят на глазах.
— Ну-ка, пойдем со мной, — сказал человек в штатском: он был следователем прокуратуры и тоже занимался этим делом. — Такого ценного свидетеля — и не пускают. Сейчас мы им покажем.
— Документик предъявите, — потребовал бдительный ценный свидетель голосом нашего участкового. — А то мало ли что. Я вас первый раз вижу.
— А я тебя — нет, — сказал следователь, но удостоверение все-таки показал. Видимо, хорошо знал или сразу понял, с кем имеет дело. — Ты меня не помнишь?