— Где это ты так наловчилась?
— Там, — мама махнула грязной ладошкой, — в детстве, в пионерлагере, у нас там был свой юннатский участок. И мы, пионеры, на нем работали. Мы были юные мичуринцы.
— Я тоже, — сказал папа.
— Лысоват ты для мичуринца, — не согласился дядя Коля.
— И ничего не лысоват! — заступился за папу Алешка.
Он, вообще-то, очень добрый, несмотря на вредность. И очень переживает за папу, потому что знает, как папа огорчается из-за растущей лысины. И всегда врет ему приятное, когда папа причесывается или смотрит телевизор: «Пап, а у тебя лысина меньше стала!» А папа всегда растроганно благодарит его и весь день радуется, что у него такой душевный и тактичный младший сын и такая маленькая, растущая назад, лысина. Пока кто-нибудь не скажет ему при встрече: «Ба, как ты, однако, лысеешь» — или Алешка опять не натворит что-нибудь в школе или во дворе.
— Ну, ладно, — не стал спорить дядя Коля. — Ладно, мичуринец, иди-ка тогда за сарай — я там начал яму копать под хранилище — можешь продолжить.
— А мы? — спросил Алешка. — С тобой? За сеном? Или клад искать?
— Сначала воды натаскайте, — и дядя Коля, бросив в телегу вилы и грабли, уехал «в луга».
А мы с Алешкой стали таскать воду из колодца для скотины и на полив. Заполнили все поилки, залили все бочки и вымокли снизу до пояса. Пришлось снять джинсы и разуться. Сначала босиком было ходить неуютно — колко, каждый камешек чувствовался, особенно когда идешь с тяжелыми ведрами. А потом даже понравилось — земля теплая, трава прохладная, песок горячий, а на босые усталые ноги приятно выплескивается из ведер холодная вода.
Потом мы искупались в красивом глинистом пруду. В нем было тепло как в супе и так же мутно и густо, а по крутым берегам росли кусты и деревья. Но купались мы зря, все равно, когда вылезали на берег, все перемазались в глине.
Потом дядя Коля привез на телеге сено, и мы забрасывали его на сеновал. Оно шуршало и пахло так, что кружилась голова. Мы работали как звери, сказал я. Алешка угрюмо поправил — зверям хорошо, они не работают, а только едят и отдыхают. Как кот Ерофей, а мы с тобой грязные как черти. Еще бы! Ведь мы не успели высохнуть после купанья и вся сенная труха налипла на нас, особенно там, где мы вымазались в глине. А не вымазали мы только волосы.
— Ничего, — сказал дядя Коля, — сейчас закончим и пойдем купаться.
— Опять в глине? — проворчал Алешка. Но вот пришла мама и принесла нам молока с пирогами. И мы на них набросились, будто три дня голодали. Хотя после завтрака еле животы из-за стола вытащили.
Лешка так устал, что задремал прямо над кружкой, дядя Коля кружку у него из руки вынул, опрокинул Лешку легонько в сено и укрыл старым плащом. А он даже не проснулся: на губешке — пот, в руке — надкусанный пирожок, в волосах — сено. Мне даже его жалко опять стало.
— Все, — сказал дядя Коля. — На сегодня хватит, а то вы завтра сбежите.
Когда Лешка проснулся, мы все вместе, даже Ингар, побежали на пруд. На берегу дядя Коля схватил Алешку на руки, размахнулся и бросил его прямо в воду — только руки и ноги болтнулись и брызги полетели. И Ингар бросился за ним. Лешка вынырнул и завизжал:
— Ну, дядь Коль, я тебе отомщу!
— Что? — Дядя Коля грозно вытаращил глаза. — А ну, иди сюда!
Алешка ринулся на берег, но как только, скользя по глине, выкарабкался из воды, дядя Коля снова подхватил его и размахнулся, чтобы закинуть подальше. Но тут его сзади толкнул папа, поскользнулся сам — и они вместе так плюхнулись в воду, что поднялся целый фонтан, и в нем заиграла радуга. Я захохотал как Фантомас, но тут же полетел за ними от маминой подножки. И мы такое устроили, что чуть всю воду из пруда не выплеснули. И все лягушки из него попрыгали от страха.
И мы обо всем забыли — обо всех трудностях и обо всех бандитах, — так нам было весело. А ведь кому-то это не нравится. Каким-то злым и жадным людям не хочется, чтобы другие жили спокойно и радостно. Своим честным трудом…
Потом дядя Коля показал нам, как вылезать на берег, чтобы не вымазаться в глине. Он подплыл к толстой ветке, которая нависала прямо над водой, подпрыгнул и ловко на нее взобрался и пошел по ней на берег, придерживаясь за другую ветку.
Мы стали осваивать этот способ и, конечно, нарочно сваливались в воду и сдергивали друг друга, пока совсем не устали.
А потом, когда мы оделись, из воды выскочил Ингар, весело и сильно отряхнулся и всех нас забрызгал. И мы еще посидели на берегу — обсыхали. Уже вечерело. Ласточки носились в небе. А над ними стояли душистые, розовые от солнца облака. И между ними, как сказал Алешка, включались звездочки, еще слабенькие, далекие. Пахло теплой водой и цветами, которые мама собрала на берегу. Было тихо-тихо. Только довольный Ингар пыхтел своей громадной пастью с красным языком.