Херонимо дважды пожал плечами,
– Надо было видеть эту Пелайю! – засмеялся он, – Она стряпала для Полковника, пока тот жил в Гамонесе, но от этого до постели еще далеко… Да и слишком приличный человек был Полковник, чтобы так п?шло… А кроме того, кто поверит, будто он знал, что клад у него под ногами, и рассказал одной этой женщине и больше никому. Да никто, кому была известна страсть Полковника к археологии, в это не поверит. Просто абсурд.
Поворот по склону, и перед ними предстал городок, раскинувшийся по обоим берегам реки. Херонимо проскочил мост и уверенно углубился в лабиринт улочек. Машина дважды задержалась у светофора, пересекла широкий проспект и выехала на Торговую площадь. Херонимо поставил машину на стоянке Представительства. С ключами в руке подошел к ребятам,
– Выпейте по стаканчику-другому здесь, а ровно в два – в «Прогресс». Прошлый раз нас там хорошо покормили. Если хотите, можем повторить. Не думаю, чтобы представитель министерства надолго задержал меня.
Лифта он не признавал и помчался наверх, прыгая через две ступеньки. Вошел, не стучась, в дверь с соответствующей табличкой.
– Дон Карлос у себя?
Немолодая сеньорита провела его в приемную, но не успел он присесть, как двери раздвинулись и появилось улыбчатое, розовое лицо Карлоса Пеньи.
– Прости, милый, прости, – сказал он и сердечно похлопал его по спине, – Майте, хоть я и сказал, кого жду, все равно тебя не узнала. Для настоящей работы она уже не годится. Садись же, рассказывай. Несколько минут назад звонил помощник генерального директора. По-моему, чем-то был раздражен, но ни о чем не захотел говорить до тебя, – И он снова похлопал Херонимо по спине и усадил напротив себя за стол, наполовину заваленный бумагами. Дон Карлос Пенья улыбался, и, когда он улыбался, становились видны золотые зубы, а светлые усы раздвигались. Все в нем было красиво и правильно: брови, лоб, нос, уши, белые, немного приплюснутые пальцы, с крупным бриллиантом на безымянном, сияющие стеклами очки в золотой оправе… Так же и движения его, и жесты, и речь – все было красиво и правильно, хотя, возможно, несколько нарочито, как немного нарочиты были его сердечность и предупредительность.
– Рассказывай, – добавил он, – Что тебя привело ко мне? Ты здесь среди своих, Херонимо, ты и сам это знаешь. Ты здесь не чужой.
Херонимо вытащил из кармана карамельку и положил в рот. Спохватился, что поступил невежливо, и протянул через стол целлофановый мешочек:
– Хочешь? Никто из знакомых не разделяет моего пристрастия, вот я иногда и забываю о вежливости.
Представитель министерства улыбнулся.
– Спасибо, я не сладкоежка. Странно, конечно, но, по правде говоря, не припомню, чтобы я и в детстве ел конфеты. Ну, рассказывай, дорогой, что у тебя случилось? Помощник генерального директора сказал мне, что ты прибыл сюда из-за этого клада. Ну и находка! Этот клад и твоя археологическая карта сделают нашу провинцию более знаменитой, чем Афины в век Перикла.
Херонимо нервно пожал плечами и принялся рассказывать. Представитель министерства слушал, и розовое, безразлично-спокойное лицо его мрачнело, а усы становились гуще – улыбка сбегала с губ. Его белая рука, короткопалая, с безупречными ногтями, взяла с письменного прибора пачку египетских сигарет; предложив из вежливости закурить Херонимо, он щелкнул золотой зажигалкой и закурил сам. Удобно опершись затылком о спинку кресла, он через определенные интервалы медленно выпускал кольца дыма и не отрывал полуприкрытых глаз от Херонимо. Когда рассказ был окончен, он с озабоченным видом оперся о стол.
– То, о чем ты рассказываешь, дружище, это бунт, самый настоящий бунт.
– Ты слишком драматизируешь. Типов этих хорошо подогрели, оно и понятно. Прими во внимание, что клад нашел побладурец, или, говоря их языком, чужой. Они не дают делать раскопки, защищают, по их мнению, свое добро.
Представитель министерства энергично затряс волнистыми волосами.
– Не пытайся изобразить всю историю так, будто это ерунда какая-то. Нет, Херонимо, бунт – увы! – никогда нельзя оправдать. Бунт он и есть бунт. Мы не должны легко относиться к таким серьезным вещам.
– Ты тоже палку не перегибай.
Представитель министерства снял очки, потер кулаком глаза и поднял палец, как бы предупреждая о серьезности вопроса.
– Мне неприятно, Херонимо, говорить это, но, к несчастью, наша страна не созрела для демократии. – Он снова надел очки, предварительно протерев их носовым платком, снял трубку стоявшего на столе телефона и сунул сигарету в стеклянную пепельницу. – В подобных ситуациях надо действовать быстро и решительно, иначе рискуешь, что одни ножки да рожки останутся.
Поглядел вверх, на люстру.
– Управление гражданской гвардии, пожалуйста. Спасибо, – Он подождал: – Это ты, Хуанма? Да, он самый, к твоим услугам. Ты уж извини, что отрываю. У меня в кабинете Херонимо Отеро, преподаватель Мадридского университета… Именно. Да, составляет археологическую карту провинции. Так вот, у этого сеньора вышел неприятный инцидент в Гамонесе. Знаешь уже про историю с кладом?… Тем лучше, Хуанма, мне не придется тебе объяснять… Так вот, Херонимо прибыл туда по указанию Мадрида, чтобы завершить раскопки, понимаешь, а население взбунтовалось, набросилось на них… Бунт, именно это и я говорю… Насилие? Конечно. Кирки, серпы, косы, все что угодно. Не знаю. Для этого и звоню… Ты думаешь? Не лучше ли для начала попробовать дипломатический путь… Подожди, заинтересованное лицо ведь находится здесь, я сейчас с ним посоветуюсь…