— Я выключил телефон.
— Вот видите!
Пашков улыбнулся.
— Сережа! Машинка эта хуже клада. Ищешь, ищешь золото, а находишь медяки.
— У вас, писателей, скромность в ритуал входит?
— В чем я еще вам могу пригодиться? — спросил Александр Дмитриевич, оставляя вопрос без ответа.
— Еще? Вы мне пока совсем не пригодились. Только запутываете.
Пашков наконец обиделся.
— Я сказал, что знал.
— Слышал. Но согласиться не могу. Вот вы мне уверенно очень говорили, что милицейский шеф приходил к соседу по другому делу, с кладом не связанному. Так?
— Заверяю.
— Каким образом?
— Ну, Сергей, вы в самом деле как тот мужик. Знаю я шефа лично!
— Тю-тю! Это уже другой разговор.
— А вот этот разговор вас совсем не касается.
— О! Но вас-то касается?
— Дело прошлое. Вы тогда еще школьную стенгазету выпускали.
— Я стенгазету не выпускал, в учком не входил. Так что не крутите!
— Хорошо. Вы пришли, вы взволнованы, настаиваете, что-то вас беспокоит, я скажу.
— Внимание гарантирую.
— Спасибо. Несколько лет назад, довольно давно, нынешний покупатель вашего дома…
— Стоп! Неужели Валера?
— Валера, Валера… А что значит стоп? Больше не говорить?
— Наоборот! Каждое слово на вес золота.
— Не переплатите! Короче, Валера служил в милиции, и у меня был с ним конфликт. А шеф, как вы его называете, помог мне выйти из унизительного положения, в результате чего Валера потерял службу. Однако сохранил обиду, хотя на злопамятство у меня прав больше. Но я забыл зло и даже его физиономию забыл. Поверьте, в тот вечер, когда он появился в вашем дворе, его внешность только напомнила мне нечто прежде знакомое, и не больше. Хотя он меня узнал и замыслил какую-то каверзу, как предположил шеф. Вот по этому делу он и заходил к Доктору, который Валере или симпатизирует, или протежирует, не знаю почему, но сами видите, про дом он ему сообщил…
— И ни слова о кладе?
— Кто кому? Доктор Валере или шеф — его, кстати, Игорь Николаевич зовут, — Доктору? Второе исключено. Игорь Николаевич о кладе ничего не знал.
— Сами-то вы ничего не знаете!
Произнес эти слова Сергей не грубо, а скорее устало, будто намучившись с Пашковым и его бестолковостью. Не обидел, а удостоверил факт.
— Сергей! Это уже наглостью попахивает.
— Не нюхали вы наглости. Ведь чепуху говорите! Сам этот старик, Доктор ваш, слышите, сам и рассказал, что Игорь, или как там его, приходил поговорить по поводу клада. Андестенд?
Пашков повел головой удивленно.
— Нет, не андестенд. Кому говорил? Вы не путаете?
— Путаю? Он мне лично говорил. Какого б… я к вам и пришел? Пашков развел руками.
— Ничего не понимаю. Что он ему мог говорить? Давайте обсудим последовательно.
— Обсуждать нечего. Мне все понятно.
— Что именно?
— Первое: вы лопух. Обижаться позволяю. Второе. Валера — вошь более опасная, чем мне сначала показалось. За эту информацию спасибо.
— Я же вам не сказал, в чем конфликт заключался.
— Это мне без разницы. Я суть усек. А вам советую пошевелить мозгами. Чао!
— Уходите?
— Вы что, по-итальянски не понимаете?
— Я вас не совсем понял.
— Что о кладе знаете?
— Новое? Откуда?
— А если не знаете, зачем Дашке голову задурили? В уголовщину втягиваете?
— Она знает то же самое, что и я.
— Зато другие что-то еще знают. Гуд бай! По-английски вы, кажется, запросто?
Александр Дмитриевич не ответил.
Проходя мимо кухни, Сергей бросил:
— Хлорофос в мусоропровод спустите. Ваш-то дедушка умер небось?
Пашков запер дверь и вернулся в комнату.
«Бедная Дарья. Как она с этим психом сосуществует? Скверный анекдот. Волну поднял. Хватит, хватит! С меня хватит. Пусть ищет кто угодно — Дарья, Доктор, Валера, пусть Мазин ищет, если Сергей прав, и он к Доктору по поводу клада приходил. Откуда узнал, кстати?.. Но с меня хватит. И так дров наломал. Уголовщина! Загнул, конечно, история уж явно абсурдный характер приобрела».
Он почувствовал, что разнервничался. В комнате было душно. Александр Дмитриевич наклонился и взял с полки журнального столика газету из тех, что положил еще по приходе Мазина и забыл прочитать в наступивших волнениях. Взял и взмахнул у лица, чтобы вызвать движение воздуха. Из газеты выпал конверт.
«Александру Пашкову» — было написано полупечатными буквами.
«Что за письмо? Ни адреса, ни штемпелей».
Александр Дмитриевич разорвал конверт.