Посмеялись добродушно.
— Короче, вижу и по настроению, что народ моего возраста, а тут его немало, предпочел бы отдых незаконный, в рабочий день и с малой хотя нашей, но все-таки не всегда зря платой. И это, между прочим, безобразие, и скажу по совести, как мы жили, жить так нельзя, и лучше уж бульдозеру под нож.
Тут загудели, но Михаил Иванович пресек шум.
— Погодите, погодите! Думаете, я любоваться приду, как нас с лица земли сносить будут? Нет, дорогие мои, нет… Я вас знаю, и грехи ваши знаю, и поблажки свои, как грехи ваши покрывал, знаю, но люди мы, как везде люди. Так почему нам про Таиланд говорят? И там люди, и было время, мы эту страну в отсталых числили, а себя в передовых. И водки наверняка больше пили, чем они. Они, говорят, роста в основном небольшого, много в них не войдет.
Снова засмеялись.
— Но вот что-то там у них произошло, и нам уже ставят в пример. Как говорится, спасибо за науку. Учиться никогда не вредно ни у кого. Но, может, сначала самим головой подумать? Я лично в Таиланде не был, а подумал и пришел к выводу: можем мы еще своему отечеству и себе службу сослужить.
Все притихли.
— Вот у меня кое-какие расчеты составлены, где я делаю такой вывод: может наш завод еще приносить пользу без иждивенчества, и ломать его рано, пока мы не в мировом масштабе, а в собственном городе во многих простых металлоизделиях нуждаемся.
— А во что они государству обойдутся? — бросил молодой недовольно, ибо директор не туда гнул.
— До тех пор, пока по команде производим, будет продукция дорожать, это факт.
— Но предприятие-то ваше государственное; не забывайте. Мы систему не ломаем, мы перестраиваем.
— Государственное в том смысле, что нужное государству, а не чиновникам, которые гордятся общественным строем. А нам нужно гордиться трудом своим. Имеешь возможность сделать полезную и прибыльную вещь, тогда и строй такой, что можно гордиться.
— Ну, знаете, если бы вы не собирались на пенсию…
— На пенсию я не рвусь.
— Позвольте, товарищ Моргунов, мы ваш вопрос обговаривали, — сказал представитель руководства с обидой.
— Не ходи, Михваныч! — заорал парень с отверткой. — Еще поработаем, потрудимся.
— Ну, вы на поддержку здоровые, а вот на работу…
— А как работать предлагаешь? — спросила Надюха.
— Вот я скалькулировал немного. Зачитать?
Михаил Иванович достал и развернул бумагу.
— У нас, товарищи, две беды. Поставщики и заказчики.
Все расхохотались, и даже начавший было выходить из себя вышестоящий молодой человек вежливо улыбнулся.
— Как же это вы, Михаил Иванович, представляете себе современное производство без поставщиков и заказчиков? Так, знаете, средневековый крестьянин работал — острижет овцу, сам себе валенки сваляет, лыка надерет, лапти сплетет. Сам поставщик, сам и заказчик.
В зале продолжалось оживление.
— Ему мы только завидовать можем. Лыко-то из Норильска не завозили, а лапти он в Туркмению не отправлял. И хорошо знал, что за морем телушка стоит полушку, да рубль перевоз. Вот я и прикинул, что, если мы сырье не будем завозить, используем здешнее да профиль свой изменим применительно к городским потребностям, нашу доступную по цене и нужную продукцию местное производство и торговля с руками оторвут.
— На вашем-то оборудовании?
— На нашем оборудовании компьютеры мы, конечно, выпускать не сможем, но человеку, кроме компьютера, ох как много нужно! Гвозди нужны, а их нету, сковородка хорошая нужна, чтобы картошка в ней не горела, утюг обыкновенный в дефиците. Спросите-ка у людей, сколько они покупают, сколько достают, а сколько воруют! Да чего спрашивать, сами знаете. Так что не исчерпал наш завод своих возможностей. Пока вы будете большую перестройку делать, отрасли и гиганты к новой экономике приспосабливать, мы людям на нашем лилипуте еще много полезного сделаем. Только не мешайте! Дайте, что по закону положено, самостоятельности!
— Чтобы консервировать отсталость? За кустарщину боретесь?
— А вы поинтересуйтесь, сколько в той же Японии малых предприятий пользу приносит! В Таиланде не знаю, а по Японии такие данные имеются.
Тут кто-то из рабочих молча двинулся к трибуне с решительным видом. По всему было заметно, что прениям близкого конца не предвидится. Саша, слушавший сначала с интересом, интерес постепенно утратил, свое ему показалось много важнее, чем эта дискуссия-перебранка из тех, что возникали теперь повсюду с преобладанием эмоций, а не трезвого расчета. Да и как рассчитаешь? Сам Пашков был бы рад сносу заводика, мозолившего глаза в самом центре города, но понимал и то, что без компьютера еще кое-как перебиваемся на восьмом или другом месте после Таиланда, а вот без утюга и мыла становится уж подлинно невмоготу. «Перетянет Михваныч одеяло на себя, самурай советский», — подумал Пашков и тут только заметил, что давно уже вдыхает нечистый воздух — не из заводской трубы однако, а из находящегося поблизости туалета. Поморщившись, Саша вспомнил стишок, который в восемнадцатом году в Питере писали контрреволюционные элементы в фабричных уборных.