Прокурор, однако, думал иначе, потому что готов был ринуться в бой раньше времени, но девчушка-медсестра воспользовалась правом первоочередности.
— Скажите, пожалуйста, если бы не подсудимый, этот Денисенко мог вас убить?
Адвокат поднял голову и посмотрел поверх очков. Вопрос, несмотря на наивность, ему, кажется, понравился.
«Сочувствует девушка Сергею», — подумал Пашков.
— Конечно. Не думаю, что он мог меня в живых оставить.
Прокурор дождался своего и возразил.
— Не будем основываться на предположениях. Лучше опереться на факты. Я, разумеется, рад, что наш свидетель остался жив и может помочь правосудию, чем я и хочу воспользоваться. Свидетель, вы знаете обвиняемого. Это молодой, здоровый, спортивного сложения человек, к тому же недавний воин. Почему же он применил против Денисенко орудие пытки, в то время как уже обезвредил потерпевшего, отняв паяльник?
Александр Дмитриевич напрягся.
«Спокойнее, не скажи глупость».
— Лаврентьев не отнимал паяльник, чтобы им воспользоваться. Он отбросил его. И только когда Денисенко напал на Лаврентьева, тот был вынужден использовать паяльник исключительно в целях самозащиты, потому что не имел никакого оружия.
«Так говорил Сергей, и это правда. Настоящая правда», — сказал он себе.
Прокурор поморщился.
— Я вас понимаю, свидетель. Подсудимый оградил вас от мучений, вы с ним близки. Вы, конечно, не хотите своими показаниями осложнять его положение. Тут все это понимают. Но ведь судья разъяснила вам обязанность правдиво рассказать все, что вы видели, в интересах правосудия.
— Вы считаете, что я вру? — огрызнулся Саша.
— Спокойнее, свидетель, спокойнее. Я считаю, что ваши нервы перегружены случившимся, и особенно они были натянуты в момент схватки подсудимого с потерпевшим. Можете ли вы утверждать, что в вашем тогдашнем состоянии вы могли безошибочно запомнить все подробности происходящего? К тому же вы были привязаны к креслу, что затрудняло обзор. Не так ли?
— Я все прекрасно видел и помню. И вновь утверждаю: если бы Лаврентьев не применил для самообороны паяльник, вместо Денисенко были бы убиты и он, и я.
— Хорошо, свидетель. Мне понятны мотивы ваших показаний. Позвольте еще один вопрос. В предварительном следствии вы, на мой взгляд, не смогли убедительно разъяснить, почему Денисенко действовал так решительно против вас, почему он был убежден в том, что вам известно, где спрятан клад, что, кстати, в дальнейшем подтвердилось.
Адвокат немедленно откликнулся.
— Извините. Вопрос поставлен в форме утверждения, что свидетель определенно знал, где находится клад, в то время как он это отрицает.
Пашков провел вспотевшей ладонью по лацкану пиджака.
«Вот и потянул на сто восемьдесят первую. Заведомо ложное показание, лишение свободы на срок до одного года или исправительные работы на тот же срок… Ну, ничего. Срок они мне не могут дать, по делу я говорю все верно, если не считать, что потерял сознание, а мое личное никого не касается. Его уже исправительными работами не поправишь».
— Да, отрицаю. По словам пытавшего меня Денисенко, он слышал от художника, покончившего жизнь самоубийством, что я могу найти клад или даже знаю, где он находится. Это и привело ко мне Денисенко.
— Однако ваши предположения подтвердились?
Александр Дмитриевич взял себя в руки.
«Семь бед — один ответ. Сказать о письме Захара я не могу, лучше год отсижу. Чего мне после пыток бояться!»
— Да, подтвердились. Хотя сам я им значения не придавал. Вам, должно быть, ясно, что, если бы я всерьез предполагал, что клад находится в колодце, я бы проверил свою догадку. Тем более что имел возможность находиться возле колодца круглосуточно.
— Возможно, вам что-то помешало.