Вошла, улыбнулась какой-то не своей, без вызова улыбкой.
— Жив?
— Твоими молитвами.
— Покажи, как тебя поджаривали.
И сама расстегнула пуговицы.
Пашкову вспомнилось, как она в первый раз расстегивала ему рубашку. Ведь совсем недавно было, а сейчас кажется, сто лет назад. Теперь пальцы двигались четко, деловито, как у больничных сестер. Тогда, будто не подчиняясь себе, тянулись и приникали к телу.
— Помнишь?
Дарья поняла, кивнула.
— Помню.
— Было это?
— Было, но больше не будет.
Сказала ни его не виня, ни в своей вине не каясь, просто оповестила — больше не будет.
«Никогда! Уж у меня-то ни с кем такого шального, счастливо-глупого больше не будет. Бог послал последнюю радость, он и пресек!» Захотелось, чтобы пальцы вздрогнули, затрепетали, но они были по-прежнему расчетливы и деловиты.
— Ого! — сказала Дарья, оглядывая шрам. — Как он тебя расписал!
— Да, выглядит неприятно.
Пальцы смягчились, Дарья провела рукой по ране, но это была ласка сочувствия, не больше.
— Посмотрела?
Александр Дмитриевич отстранился и стал застегиваться.
Дарья села, перекинула ногу на ногу и поправила юбку на колене.
— Сережку надо спасать.
— Думаю, минимума добьемся.
Она повела головой.
— Нужно, чтобы оправдали. За что ему уголовное клеймо?
— Во мне не сомневайся. А что адвокат?
— Адвокат будет сто пятую по минимуму добиваться. Может, и добьется, но несправедливо это. Тут принцип. Если в Афганистане врага убил — медаль, а здесь — за решетку. Что, я неправильно говорю? Валера-то этот десяти душманов стоит. Ну, ничего, мы им мозги промоем.
Тогда Саша не совсем понял, что значило «мы».
— Кто?
— Это дело не твое. Я зашла проведать тебя. Да! Забыла…
Дарья вышла в прихожую, где оставила сумку, и принесла пакет.
— Фрукты-соки. Коньячок маленький. Поправляйся.
— По всем правилам проведываешь.
— Как положено. Ну, побегу.
«Вот и уходит. Сама жизнь уходит».
— Погоди.
Стыдясь, он привлек ее на колени.
— Не нужно, Саша. Нехорошо. Сережка в тюрьме. Я виновата перед ним.
— Мы оба.
— Нет, я не об этих делах. — Дарья повела рукой в сторону дивана. — Ты сказал, моими молитвами, шутя, конечно. А ведь это я Сережку послала.
— Ты? В самом деле?
— Я. Я же видела, Мазин не сомневался, что Валера Доктора прикончил. А у вас с Доктором разговоры были. Побоялась я за тебя, Сережка со мной согласился. Вот и пришел сюда вовремя. Я рада, что он тебя спас.
— Ты Меня спасла. Неужели… привязалась?
— А что я, по-твоему, шлюха? Нужно было о тебе позаботиться. Ты беспомощный.
Дарья высвободилась, поднялась, поправляя волосы.
— Теперь о Сергее заботишься?
— Теперь о нем. Кто ж вас, мужиков, выручать будет, если не мы? Тем более виновата. Одно дело муженьку рога наставить, чтобы не задавался, а другое — тюрьма, это нехорошо. Ну, бегу, бегу! Веди себя благоразумно.
— Что еще остается? Вино, кино и домино.
— Не раскисай. Музейщица приголубит. Между прочим, она с твоего согласия клад государству преподнесла?
Саша прикусил губу.
— Тебе обидно?
— Не понимаю лопухов.
— Сергей сказал, пропади он пропадом.
— Ну и черт с ним. Мне что, больше всех надо? У меня характер легкий, переживу. Дед тут дурака свалял.
«Господи! Как хорошо, что я сжег письмо Захара».
Пашков молча проводил ее до двери.
— Спасибо тебе, Даша. Не поминай лихом…
Дарья подошла решительным шагом, кивнула обоим, поприветствовала.
— Сейчас устроим шорох.
И двинулась в глубину сквера.
— Ребята, сюда. Кончился перерыв?
Ее быстро окружили молодые.
Мазин с Пашковым переглянулись.
Дарья говорила что-то, жестикулировала, к собравшимся в скверике подтягивались от дальних углов, собирались у входа в суд. Все происходило быстро и почти организованно.
На ступеньках у входа возник крепыш в финской куртке и громким, надрывным голосом обратился к собравшимся.
— Друзья! Вы знаете, что наш митинг не санкционирован, но мы свое слово скажем. Мы успеем, пока они начнут нас разгонять. Митинг в защиту Сергея Лаврентьева считаю открытым и даю слово его супруге.
В толпе захлопали.
Дарья взлетела на ступеньки.
— Спасибо всем, что пришли. Мы собрались, чтобы защитить Сергея. Вы знаете, он из Афганистана вернулся, выполнил свой солдатский долг, его ракеты и пули обошли, а здесь посадили. За что? Зато, что он бандиту не дал ходить по земле. Вас от него защитил. Правильно я говорю, ребята? Я к вам, солдаты, обращаюсь.