Предложил он Фросе такое, что показалось ей вначале почти удачей. Захар придумал сосватать за Дашиного вдовца свою дочку Ольгу. Ольга, правда, была чуть постарше, но вполне еще молодая и даже несколько схожая внешне с двоюродной сестрой. То, что мачехой ее внучки не чужая женщина станет, а племянница, и внучка окажется в руках родственных, а следовательно, и с ней не будет разлучена, принесло Фросе в ее горе некоторое утешение, и она даже волновалась и опасалась, что брак не состоится.
Но все прошло гладко. Зять, теперь уже майор, и сам был доволен. И тому, что новая жена сестра покойной Даши, и тому, что ребенок сразу в заботливые руки попадет. Конечно, с грустью, но свадьба состоялась, и все были утешены, а Захар, которого незамужняя дочь начала уже заедать, пить препятствовала, радовался больше всех. Мужик он был привыкший к самостоятельности и жаждавший передохнуть от женской опеки.
Малютка на руках у Ольги отправилась в Москву, куда и Фрося поначалу ежегодно ездила и на Дашу-маленькую нарадоваться не могла, все ждала, когда же та подрастет и первое письмецо бабуле напишет.
Дождалась она, однако, письма совсем другого, которое и показала Саше, не в силах сдержать слезы, катившиеся по сухим щекам.
Писали ей так:
«Уважаемая Евфросинья Кузьминична!
Обращаюсь к Вам с большой и важной просьбой, которую Вы, я уверен, поймете правильно.
В этом году Дашенька пошла в садик. Она умная и здоровая девочка, и Вы можете о ней не беспокоиться. У нее все есть. В том числе и мама. Мы не хотели Вас огорчать, но поймите, мы думаем в первую очередь о девочке. Ей нужна мама самая настоящая, законная. Представьте сами, если девочке скажут в садике: «У тебя мама не родная!» Поэтому Оля официально удочерила Дашеньку, и мы думаем, самое лучшее будет, если девочка будет знать пока только одну маму, ту, которая о ней ежедневно заботится и любит, как самую родную.
Поэтому мы очень просим Вас, не приезжайте в этом году в Москву. Дашенька уже большая и может понять все неправильно. Конечно, Вы ее родная бабушка, но пусть она узнает об этом попозже, когда повзрослеет и во всем разберется.
Что касается нас, то я Вам всегда сын, а Оля дочь, и мы с Вами не разрываем, конечно, а, наоборот, решили ежемесячно высылать двадцать рублей, небольшое подспорье к Вашей скромной пенсии. Только уж Вы нашу просьбу примите. Так для девочки нужно».
И строчка от Ольги была приписана:
«Тетя Фрося! Я знаю, какая ты добрая. Мы всем должны для Дашеньки-сиротки пожертвовать! Обнимаем Вас — Оля и Константин».
— Что же мне делать, Саша?
Конечно, логика в письме была. Не лучше ли ребенку знать одну мать, которая воспитывает, растит? Зачем разбираться до времени в обстоятельствах трагических? Но логика эта и отпугивала. За неомраченное существование предлагалось заплатить и без того несчастной одинокой женщине, принести себя в жертву.
Сначала Саша растерялся, но, когда вгляделся в заплаканные Фросины глаза, увидел, что вопрос ему задан риторический, жертва уже принесена.
Правда, вначале подразумевалось, что отречение назначено временно, на срок. И казалось, что Фрося переносит горькую необходимость довольно спокойно. Александра Дмитриевича удивило, что она даже не попыталась отвергнуть подачку, с его точки зрения унизительную, чечевичную похлебку в обмен на первородство. Потом только, много позже, он узнал, что из полученных денег бабушка ни копейки не потратила, а все клала на книжку, теша себя надеждой, что в день совершеннолетия преподнесет Дашеньке солидное приданое.
Но и солидного приданого не получилось. Деньги Фрося получала меньше двух лет, а потом пришло такое письмо:
«Тетенька родненькая!
Простите нас, ради Бога! Костя получил важное назначение советником за рубеж, и мы на несколько лет уезжаем, это для Дашеньки хорошо, овладеет языком, и приобретем нужные вещи, но так получается, что временно помогать Вам не сможем. Писать оттуда тоже будет затруднительно, это же горячая точка!..»
Тем приданое и ограничилось, не достигнув пятисот рублей.
Больше не было ни денег, ни писем.
Годы шли, наконец Фрося не выдержала, написала по старому московскому адресу, но оттуда сообщили, что адресат давно не проживает. Тогда Фрося бросилась к Захару. Захар адрес не дал, хотя о возвращении Ольги с семьей знал давно, как со слезами поведала соседям Фрося, отказал Захар наотрез.
— И не проси. Нечего в их жизнь сумбур вносить.