— Разве непонятно?
— Не совсем.
Он почувствовал, что и ее задело. Дарья ответила с вызовом.
— Дедушка умер. Этого мало?
— Да какой Захар вам дедушка? Сколько раз вы с ним виделись?
— Меньше, чем вы думаете.
— Дочка родная не приехала. А вы зачем?
— Бабуля рада?
— Счастлива, я думаю.
— Вот и нечего больше думать.
— Извините.
Дарья вдруг топнула каблуком.
— Конечно, я о ней не думала. Я была уверена, она меня забыла давно. А приехала дом посмотреть. Я же вас ясно попросила показать мне дом.
— Наследство, значит? Но Захар вас чуть не подвел.
Дарья вскинула глаза.
— Вы сами видели, все — о’кей.
— Да, бабушка у вас справедливая.
— Даже слишком. Матери за что, простите? Вы меня судите за то, что я от бабули отказалась. А я что? Я ее не знала просто. Вам легко рассуждать. Вы мою настоящую мать знали, а я не только ее, я и бабулю до семнадцати лет не видала. Мать говорила — назойливая старуха, из ума давно выжила. За что же ей треть отваливать?
— За то, что воспитала, — сказал Саша не без иронии.
— Смеетесь?..
Он вспомнил их первую встречу.
Огромная школа в районе-новостройке. Классов чуть ли не на весь алфавит. Звонок, и вдруг возникает нечто из дочеловеческих времен, когда земля была еще во власти вольных животных. Ревущий стан. И бегущий. Большие и малые по коридорам и лестницам. С портфелями, ранцами, кейсами. Великое переселение классов из кабинета в кабинет. Кто там стал на пути, берегись! Учителя затаились, пережидая столпотворение. И кто его выдумал, это достижение педагогической мысли — перемещение трех тысяч за десять минут между четырьмя этажами? Боевая тревога!..
«Конечно, я ее в этом хаосе не найду. Спросить не у кого. Все мчатся. Хорошо, что не стоптали…»
А она сама вышла. Чуть ли не последняя из класса. И удивительно спокойная. Шла и жевала пирожок. И он сразу понял, что это она, он же помнил Дашу-старшую. Та тоже была спокойная, с такими же красными щеками, только улыбалась добрее.
— Девушка, вы не Даша?
— Я Даша.
— Это очень удачно. Мне нужно поговорить с вами.
Долгий взгляд.
— Говорите, я на урок спешу.
— Это очень важно. Вы не знаете…
— Я все знаю.
«Значит, они уже сказали ей! Тем лучше. Задача упрощается».
— Хорошо, что вы знаете. Я…
— Я знаю, кто вы.
— Кто?
— Человек, который вмешивается в чужие семейные дела.
— Но ваша бабушка…
— Мы сами разберемся. Понятно? И не надо! Я из-за вас на физику опоздаю.
И положила в рот остаток пирожка, слизнув с губы кусочек повидла…
Саша тогда с молчаливого согласия Фроси хотел сделать доброе дело, воспользовавшись поездкой в Москву, разыскал нужный телефон, позвонил, но попал на отца. Тот долго молчал в трубку, а потом предложил неожиданно:
— А вы с ней сами поговорите.
К разговору она оказалась подготовленной.
Правда, лед с того дня тронулся. С «назойливой старухой» разобрались и признали де-юре, де-факто же все осталось по-прежнему, вот до этого самого дня, до смерти Захара, до поминок, до странного, но поправимого, как оказалось, по Фросиной доброте завещания…
— Ну, как, едем к деду? — переспросила Дарья.
— Едем, — согласился он и, отказавшись от чая, зашел попрощаться к матери.
— Помянули? — спросила она неодобрительно. — Как, однако, живучи эти старые обряды, пережитки. Конечно, Фрося прощая, необразованная женщина, и я ее понимаю, хотя, признаться, не полностью. Как-никак Захар ничего, кроме неприятностей, ей не причинил и даже стал первопричиной ее семейной драмы. Но раз уж о мертвых плохо не положено, помяни и знай меру. Она собирается и девятый день отмечать, и сороковой. Это с ее-то средствами! Просто безумие.
— Захар оставил ей дом.
Мать пожала плечами.
— От этого дома Фрося не будет иметь ни гроша. Уже решила уступить треть Ольге. Это за что же, спрашивается? В суде легко доказать, что Ольга никогда не помогала отцу.
— Фрося в суд не пойдет.
— Да, конечно, у нее святая душа. Ольга с внучкой ее ограбят.
— Фрося мечтает об этом.
— Еще бы! Внученька соизволила явиться. Как она тебе показалась? В лице и фигуре есть что-то от Даши. Но та была милая, а эта хищница, сразу видно. Как бессовестно! Сначала отказалась от родного человека, а теперь примчалась, чтобы не упустить своего, а вернее, чужого. Оказывается, она прилетела еще до смерти Захара. И откуда только узнала! Но он с ней даже попрощаться не пожелал.
— Захар, наверно, не соображал ничего.