«По-моему, он впервые назвал меня по имени, раньше я был только молодой человек».
— Я не спешу, Валентин Викентьевич.
Кажется, и Доктору обращение понравилось.
— И прекрасно, — сказал он, потирая руки. — А теперь вопрос, если хотите, политический, даже провокационный, вы выпьете рюмочку коньяку, а?
— Шутите?
— Почему же?
И старик как-то крадучись, почти на цыпочках, подошел к шкафу, отворил дверцу и, согнувшись, погрузился внутрь, в недра. Саше показалось, что он роется в белье, и невольно вспомнился Плюшкин с легендарным ликерчиком. Но Доктор извлек из недр отнюдь не склянку с мухой, а бутылку дорогого и по нынешним временам редкого коньяка.
— Ну как? — спросил он с гордостью.
— Может быть, не стоит? — возразил Саша для приличия.
— Именно стоит, — заверил Пухович убежденно и продолжал священнодействовать. Так же на цыпочках подошел к столу и достал из тумбочки два, несомненно хрустальных, бокала.
— Ну, молодой человек, откупорьте сосуд, выпустим джинна из бутылки. А я пока лимончиком займусь. У меня есть и лимон. Приобрел на рынке.
Разливал старик сам, и Саша заметил, что рука его дрожит — то ли от старости, то ли от волнения.
— Чем же нас потчуют, однако?
Он приблизил тонкие ноздри к краю бокала, вдохнул медленно, оценивая запах, и опустил веки.
Саша ожидал очередного одобрения, но Доктор покачал головой и открыл глаза.
— Увы!
— Не то?
— Не то. По вашему лицу я вижу, что вы не знаток. Вы, конечно, дитя портвейна? «Три семерки» предпочитали трем звездочкам? А я был ценителем. Мне привозили коньяк из Еревана. «Арарат», «Двин»… Да, это были совсем не такие напитки. Вы знаете, что Черчилль пил армянский коньяк?
— Приходилось слышать. Однако по поводу чего мы роскошествуем? Пусть это не «Двин», но стоит-то недешево.
— Не думайте о деньгах, Саша. Вот ваш бокал.
Пашков взял бокал и потянулся к Доктору, но тот остановил его руку.
— На поминках не чокаются.
— Разве мы продолжаем поминки?
— Разумеется. Пусть наш тост послужит некоторым утешением почтенному Захару в лучшем мире.
— Разве и в лучшем мире человек нуждается в утешении?
— Не вижу мира, который мог бы избавить нас от страданий.
— Захару, однако, в нашем было неплохо. Если бы вы его хоть раз увидели…
— Саша! — с недоумением пожал плечами Доктор. — Неужели и мог пригласить вас помянуть незнакомого мне человека?
— Вы знали Захара?
— Представьте! Хотя и подзабыл. Но вы помогли мне вспомнить его. Он действительно был счастливчиком, этот Захар. Пуля прошла буквально в полусантиметре от… Короче, если бы немецкий автоматчик взял чуть-чуть правее, Захар навсегда бы утратил мужские достоинства, а возможно, и жизнь. Но немец смазал, а я, напротив, хорошо знал свое дело, и вот мы поминаем Захара почти на полвека позже. Разве за это не стоит выпить? Берите лимончик, Саша.
Доктор поставил блюдце с тонко нарезанным лимоном прямо на диван, рядом с Пашковым.
— Вы оперировали Захара?
— Да, пришлось немного поковыряться в ране. Ха! Полные штаны крови, представляете?
— Не представляю Захара партизаном.
— А меня? Впрочем, меня вскоре переправили через линию фронта.
— Удивительно. И Фрося ничего не знает?
— Откуда? Если бы не вы… Я сам сижу и ушам не верю. Бой у моста, сорок первый… Вспоминаю: путевой обходчик, прикрывал нас… Под ножом он ужасно матерился и все повторял: «Сожгут хату, мать их разэтак…» Сколько я их резал, а вот этого вспомнил, надо же!
— Значит, вы воевали. А когда же вас репрессировали? Не в тридцать седьмом?
— Нет, это после войны случилось. Но простите, Саша, арест — не самая любимая тема моих воспоминаний. Да-да, не самая любимая.
— Прошу прощения.
— Нет-нет! Сначала штрафную.
— Не возражаю, Доктор.
— Ваше здоровье! Вы ведь историк? И музейный работник?
— В прошлом.
— Я сам люблю историю. Особенно античность. Время мудрости, запечатленной в прекрасном языке, красоты, изваянной в мраморе, драгоценных металлах. Кстати, этот динарий кесаря… То бишь басилевса. Монета, что Фрося нашла на месте нашего побоища. Как жаль, что вы продали ее. Я бы и сам охотно приобрел монету у Фроси. Но она, понятно, не подумала о такой возможности. Зачем монета старику, что варит пакетный суп на коммунальной кухне? Она поступила логично. А жаль. Я бы хотел иметь эту монету.
— Память о боевом прошлом?
— Вы иронизируете? Да, я понимаю, о боевом прошлом должны напоминать боевые награды.
Пашков смутился. Он не любил обижать людей.