— Если бы ты знал, как ты мне противен!
— Поищи другого, получше.
Этот аргумент он считал неопровержимым, использовал не раз, но тут сорвалось, не сработало.
— Нашла.
— Что?
— Что слышал. У меня есть человек, который меня любит.
Саша еще изобразил саркастический хохот.
— Может быть, руку и сердце предлагал или попроще что-нибудь?
Она давно уже ненавидела его и произнесла беспощадно:
— Если ты так интересуешься… Попроще он уже получил.
Такие минуты то с обрубленным канатом, то с разбитой вазой сравнивают; короче — не свяжешь, не склеишь… Была, казалось, целая жизнь, и вдруг — ничего. Совсем ничего. После десяти лет, при двух детях… «Невероятно до смешного, был целый мир, и нет его…»
Разделились, однако, мирно, за вещи, весьма скромные и немногочисленные, не бились, после скандалов и оскорблений старались превзойти друг друга великодушием.
— Оставь, мне это не надо.
— Бери, мне все равно…
И только когда она свое и детское вывезла и оба, не сговариваясь, присели в опустевшей комнате, каждый что-то в душе в последний раз пережил, но каждый свое, мелькнуло и прошло, обрубленный канат никто не подхватил.
— Надеюсь, тебе будет теперь хорошо.
— Спасибо. И тебе тоже.
Вот и все. Несложившаяся жизнь кончилась, и лучших лет и лучших чувств как не бывало, все в песок ушло, и песок развеялся. Даже дети с облегчением конец родительского противостояния встретили. Сын вдруг обнаружил, что в классе таких, как он, полусемейных, большинство, и примкнул к большинству, сразу запрезирав тех, у кого «родный папочка», а дочка в новом дворе быстро сошлась с малышней и даже хвалилась: «А у меня два папы». Второй, впрочем, оказался в самом деле порядочным и заботливым.
Так решились семейные дела у Александра Дмитриевича, а с музеем он еще раньше порвал и был теперь доволен, что избавлен от необходимости рассказывать, объяснять сослуживцам сложившиеся обстоятельства.
Но женщины духом покрепче, Вера все пересуды выдержала и в музее осталась. А впрочем, что ей оставалось?..
Однажды Саша увидел ее через витрину в комиссионном магазине. Она стояла и рассматривала детскую коляску. Ему вдруг захотелось загладить ту нелепую прошлую неловкость, и он вошел в магазин.
Сказал откровенно:
— Увидел тебя и зашел.
Она ответила прямо, но с вызовом:
— Я ищу коляску.
— По-моему, эта хорошая.
Он немного сфальшивил. В свое время сам и слышать не хотел о коляске из комиссионки. Говорил жене: «Ты что! Только новую». Но эта была совсем как новая, красивая, не наша.
— Дорого, — сказала Вера.
В самом деле, коляска была не из дешевых.
«Конечно, она нуждается, зверски нуждается. Но неужели эта сволочь не помогает?»
— Может быть, отец купит?
Она посмотрела на него серыми невеселыми глазами.
— Отца у нас нет.
— Но…
— Нет отца, — повторила она твердо. — До свидания, Александр Дмитриевич.
И вышла из магазина.
Снова поступил он неумно и нетактично. Сожалея и стыдясь, чувствуя к тому же ложную вину — будто все неприятности ее от него пошли, от кино, от приезда этого самодовольного хама, как он мысленно прозвал оператора, с которым совсем недавно охотно пил портвейн и чуть ли не в любви объяснялся в счастливом хмельном состоянии, — Саша в растерянности поплелся вслед за Верой, не решаясь догнать ее, и шел так, пока она не свернула во двор дома, в котором жила. Он потоптался немного на месте и обратил взор на «Незабудку», забегаловку-стекляшку из «цветочной серии», воздвигнутую еще во времена «оттепели», за которой многим чудился близкий цветущий май. Тогда-то власти и решили, что старые питейные точки типа «буфет-закусочная» не соответствуют грядущему расцвету жизни, и в полном соответствии с расцветом соорудили на бойких местах стеклянные кубики с заманчивыми ароматными названиями: «Ландыш», «Красная роза», «Белая сирень» и так далее в том же духе. Предполагалось, что в цветущих кубиках будут сидеть за чашкой кофе интеллигентные люди и спорить об инопланетных цивилизациях, до которых после триумфа Белки и Стрелки, казалось, рукой подать. Не все мечты, однако, сбываются. В космосе застопорились на нецивилизованной Луне, да и то не мы, а в стекляшках, правда, и интеллигенты бывали, но не чашка мутного кофе влекла, а другие напитки, что искрились как цветом, так и названиями — от «Рубина» до «Солнцедара». Ну как тут устоять, если и роза, и рубин под одной крышей?.. И не они одни…
Саша тоже не устоял. «Нужно встряхнуться немного», — решил он, чтобы прогнать смущение, вызванное неудачной встречей. Возможность такая была, днями он получил последнюю причитавшуюся за картину сумму и мог позволить себе нечто лучшее «Солнцедара», живительную смесь коньяка с шампанским.