— Ну и ладненько. Вечером и поедешь. Как стемнеет.
— Поздно. Семья спать ляжет.
— Тогда сам называй время.
— Помоемся, перекусим, чем угостишь, отдохнем немного, и в путь. К ужину надо быть на починке.
— Добро. Так и порешим.
— Значит, мне надо Козьме сказать, что ты, боярин Воронов, желаешь лично и тайно встретиться с ним? Причин не раскрывать?
— А ты о них знаешь?
— Да так, слышал кое-что.
— Слышал — еще не значит, что знаешь. Никаких причин. Просто скажи, что я желаю с ним поговорить.
— Хорошо. Я один поеду, или ты Лавра ко мне приставишь?
— А он-то зачем? Чтобы Пурьяка спугнуть? Один поедешь. Кубарь тебя только до балки доведет. Оттуда прямая дорога к починку. Ты понял, Лавр? — Боярин строго взглянул на своего холопа.
— Понял, Всеволод Михайлович.
— А ну кликни Мирона!
Тот явился без промедления.
— Я, боярин.
— Что с баней, трапезой, местом отдыха?
— Все готово, боярин.
Воронов встал и заявил:
— Тогда отведи их в баню и передай Алексею. Саньку же скажи, чтобы коня моего вывел из конюшни. В Тверь поеду.
— Мне с тобой отправляться? Или еще кого возьмешь? Время-то неспокойное!
— Один поеду. Чему быть, того не миновать.
— Это верно.
— Все, ступайте!
Мирон увел Кубаря и Горина.
Боярин переоделся в дорогое платье, вышел во двор.
Там его уже ждал служка с конем.
— Отворяй ворота, — повелел боярин и запрыгнул в седло.
Служка бросился к городьбе.
Боярин выехал с подворья, проскакал по селу, перекрестился на церковь. За околицей он не пошел по дороге на Тверь, а свернул в лес, на тропу, которая шла в уездный городок Вербеж. Три версты боярин одолел быстро, въехал в селение и сразу направился к подворью Бориса Владимировича Коновалова. Князь Микулинский поставил его здесь, в Вербеже, своим наместником.
Тот находился в саду. Слуга позвал его.
Завидев Воронова, Коновалов радушно, но с заметной долей притворства расставил руки и заявил:
— Какие гости! Всеволод Михайлович!.. Не ждал, признаюсь, но очень рад. В дом пойдем или тут, в саду, поговорим? Ты же за этим приехал?
— В саду, кроме нас, есть кто?
— Да некому тут быть. Садовник недавно помер. Жена моя с сыном в Твери, слуга, ты сам видел, у ворот остался. Более у меня народа нет. Я же не князь Дмитрий Иванович, чтобы иметь свиту.
— Ладно, тогда поговорим здесь. Ты давно из города приехал?
— Сегодня не выезжал. Был там вчера вечером. А что?
— То, что надо, узнал?
— Вот ты о чем? — Тон наместника сразу же изменился, что, естественно, не уклонилось от слуха боярина. — Знаешь, Всеволод Михайлович, бросил бы ты эту затею. У власти ныне грозный царь, хоть и молодой еще. Прознает он про заговор насчет клада, всех в пыточную избу, а из нее на плаху отправит, смертью накажет за такую измену.
Воронов подошел вплотную к наместнику и спросил:
— Ты струсил, Борис Владимирович, да?
— Как-то нет у меня особого желания подыхать.
— Значит ли это, что ты решил уйти в сторону?
— Да, Всеволод Михайлович. Ты уж не гневись, но не по мне эти игрища.
— Ты вчера с князем Дмитрием Ивановичем виделся?
— Виделся. Он отряд из Москвы ждет. К сокровищам охрана приставлена, все разложено по коробам, икона отдельно хранится.
— Надеюсь, ты ничего не сказал ему о нашем замысле?
— Окстись, Всеволод Михайлович! Ты что же, за последнего подлеца меня принимаешь? В деле участвовать не буду, но и слова о нем никому не скажу. Клянусь в том! — Он вытащил из рубахи нательный крест, поцеловал его.
— Смотри, Борис Владимирович. И помни, коли язык развяжешь, то и себе весьма худо сделаешь.
— Я все хорошо понимаю.
— Нет, ты послушай меня. Слово лишнее скажешь, сорвешь дело, а в пыточную избу все одно отправишься. А потом и на плаху вместе со всеми. Потому как я непременно сообщником тебя выставлю. Да ты таков и есть.
Наместник покачал головой.
— Зачем грозишь, боярин? Сказал же, никому ни слова. Мало тебе того?
— Теперь в самый раз. И покуда дело не закончим, в Тверь не езди.
— С чего это? Там моя семья.
— Потерпишь. А соскучишься, так пусть жена с сыном к тебе возвращаются.
— А коли князь Микулинский меня вызовет?
— Ему не до тебя. А коли вызовет, то не поспешай, сначала заезжай в Дубино.
— Не кажется ли тебе, боярин, что ты перегибаешь палку?
— А что мне делать, Борис Владимирович, когда люди, считавшиеся надежными, в последнее мгновение по норам, как крысы, прячутся? Приходится меры принимать. Я все сказал. Не провожай меня!