— Ну, старайся, Александр Михайлович, на то ты и князь, — сказал боярин Васильев и направился к выходу.
За ним пошли другие. Зала опустела.
Вскоре в нее вошел Кульбеди.
Тверской князь этого не ожидал. Он считал, что мурза спит без задних ног, как и остальные ордынцы. Ан нет, оказывается, тот бодрствовал. Почему?
Ответ князь получил тут же.
— Давай определимся с размером дани, — заявил Кульбеди.
— Да, это надо решать в первую голову.
— Размер прежний, плюс достойное подношение царю Узбеку, Чолхану и мне. Золотом.
— Сколько?
— Царю Узбеку три гривы, Чолхану две, мне одну. И пару наложниц. Впрочем, этим я займусь сам.
— Хочу предостеречь тебя, мурза. Люди в городе недовольны поступками ваших нукеров. Еще неизвестно, как удастся утихомирить шум вокруг насилия над дочкой поварихи. Ты бы приказал своим нукерам не безобразничать, — сказал Александр Михайлович.
Кульбеди заносчиво поднял голову и заявил:
— Мы ваши хозяева и будем делать все, что захотим. Не тебе указывать, что нам можно, а что нет. Твоя забота — собрать дань. Вот этим и занимайся. — Мурза вышел из залы.
Появился слуга.
— Что-то вид у тебя, князь, не очень хороший. Печальный.
— Чему веселиться-то, Степан?
Слуга вздохнул.
— Это так. Воистину нечему. Я зашел сказать, что тайник готов. Землю вывез, затопил в омуте реки Тьмака. Никто ничего не заметил. Пойдешь посмотришь?
— Ты, Степан, ночью будь во дворе своей избы. Я приду. Тогда и посмотрим, и спрячем кое-что.
— Ты? Ночью? Сам?
— И даже без охраны.
— Но это опасно, князь.
— Не опасней, чем находиться рядом с ордынцами.
— Да уж, подвалили они на нашу голову. А правда, что новую дань собирать будем?
— Будем. Больше ни о чем не расспрашивай. До вечера делай свои дела здесь. Потом, как все уснут, жди. В полночь приду.
— Да, князь.
Ночью князь тайным ходом покинул дворец и прошел на посад, к дому слуги. Тот ждал, как ему и было велено, встретил своего господина, провел его в клеть, зажег факел. Сколько ни приглядывался Александр Михайлович, но тайник так и не заметил.
— Ты на совесть потрудился, Степан.
— Как же иначе? Ясно, что дело серьезное, коли сам князь слуге своему велит тайник делать.
— Где он?
— Рядом с тобой.
Князь посмотрел под ноги и опять ничего не увидел.
— Не тяни, Степан!
Тот смахнул с пола солому, дернул за огрызок какой-то веревки. Слева от князя поднялась крышка. Под ней скрывалась яма, отделанная камнем, с несколькими деревянными стойками, глубиной в аршин с лишним, столько же по ширине и длине.
— Хорошо! — оценил князь и достал из-под кафтана довольно большой, тяжелый сверток, передал его слуге и приказал: — Прячь это, Степан.
Коланов лег у ямы, опустил туда руку, аккуратно уложил сверток, сверху накрыл его старым, рваным тулупом, встал, захлопнул крышку, притрусил ее соломой.
— Запоров нет? — спросил князь.
— Есть, Александр Михайлович. Под кладкой обломок копья. Упирается в выступ. Со стороны посмотреть — обычное древко. Никому не нужное, потому как сломано у наконечника. А если сдвинуть его наперед до конца, то крышка замкнется снизу.
— А как открыть?
— Надо дернуть за веревку, как я и сделал. Но кому тут тайник искать?
— Потому я и велел сделать его у тебя.
— Извиняй, князь, в холстине что-то ценное?
— Бесценное, Степан.
— Каждая вещь имеет цену, князь.
— А вот скажи, какова цена жизни?
— Чего?
— Жизни!
— Ну, это другое дело.
— Так вот считай, что у тебя в клети сама жизнь и запрятана.
— Мудрено говоришь, Александр Михайлович.
— Как есть. Но все, мне пора возвращаться.
— Проводить?
— Нет, дойду сам. Одному проще.
— Лишь бы тебя нукеры Чолхана не приметили. Эти черти глазастые.
— Ничего, сумел выйти тайно, смогу и вернуться.
— Удачи тебе, князь. Береги тебя Господь!
— С утра быть во дворце!
— Само собой.
— О тайнике никому, Степа! Да, в нем сама жизнь, но она может обернуться лютой смертью.
— Помню.
— Глянь во двор.
Тверской князь убедился в том, что никого во дворе не было, вышел на улицу и направился к кремлю. Около двух часов пополуночи он уже спал.
Утром пятнадцатого августа князь со всем православным людом собирался на молитву в каменный Спасо-Преображенский собор. Сегодня отмечался день Успения Богородицы.