— Далеко вы собрались, отец? — спросил Кадыров.
Назир поставил ведро на землю, показал на горбатую чинару:
— Ее напоить хочу.
— Из ведра-то? — удивился Сабир. — Здесь цистерны не хватит.
— И правда, это ведь капля малая, до корней не дойдет, высохнет, — поддержал его Кадыров.
— И за каплю она спасибо скажет, у нее ведь и этого нет… — попробовал объяснить Назир, но Кадыров уже поднял ведро, припал губами к студеной влаге. Назир остановил его: — Осторожнее, сынок! Вода из колодца, в бурдюке нес. Горло заболеть может.
В словах его столько слышно было заботы и нежности к незнакомым почти людям, что Кадыров улыбнулся, молча подошел к старику, обнял его за плечи.
Сабир тоже напился, потом предложил:
— Идемте с нами, отец, каплей дереву не поможете.
Назир улыбнулся и ответил парню стихами Джамбула:
— Помнишь, что акын сказал?
— Опасно с вами спорить, отец! — рассмеялся Кадыров.
— Ну, а что у вас?.. — осторожно спросил старик.
— Рано еще говорить. Опять камни несем. Раздробим — видно будет…
— Жадно ты пьешь, дерево! — говорил Назир, видя, как быстро исчезает вода, вылитая им под корни горбатой чинары. — И тебе трудно, как старику, — лето жаркое выдалось…
Он отломил маленькую веточку, с виду сухую, увидел влагу на изломе и обрадовался:
— Нет, долго еще проживешь, чинара. Раз в десять больше моего отпущен тебе срок, много весен у тебя впереди…
Сказал — и испугался. Что же это он, хоронить себя собрался?
— Нет, чинара, и мне еще пожить надо, — поправился он. — Кто ж на себя заботы мои примет, кто за садом смотреть станет, кто о бумагах Турсуна хлопотать будет, кто внучку Зулейху мою приголубит! Вот пришли люди из города клад Турсуна искать — и сил у меня даже прибавилось, чинара, помолодел будто.
Вернувшись к палатке, Назир увидел, что Кадыров сидит над микроскопом, рассматривает что-то, а Сабир растянулся в тени — отдыхает.
Кадыров помахал старику рукой:
— Идите, отец, садитесь, чаю вместе выпьем! Чай у нас здесь, оказывается, большая роскошь — воды-то нет… Берите сахар.
За чаем Кадыров спросил старика:
— Когда сын ваш на фронт уходил, ничего вам не сказал про бумаги?
— Тогда мы не о бумагах говорили. Сын ведь не думал, что не увидимся больше… Да и жена его, невестка моя, родить должна была. Об этом и говорили.
— Может быть, он матери что-то говорил. Нельзя ли спросить у нее?
— Год прошел, как схоронили ее.
— Простите… — Кадыров смущенно помолчал: потом спросил: — Вы что же, один живете?
— С внучкой.
Под вечер на лошади Сафара подъехали к палатке Утан и Зулейха, привезли старику и геологам ужин. Кадыров помог Зулейхе спуститься на землю, обратился к Назиру:
— Внучка?
— Она… — Старик улыбнулся и спросил Зулейху: — Как узнала, что здесь я?
— Утан приходил за книгами, сказал. — Девушка порозовела от смущения. — А я плов приготовила.
— Ах, молодец, девочка! И тебе, Утан, спасибо. Нука, гости дорогие, — позвал он геологов, — присаживайтесь, ешьте, пока горячий!
Все вошли в палатку, уселись вокруг миски, где исходил душистым парком привезенный Зулейхой плов.
Геологи ели да похваливали, Назир тоже, лишь Утан почти не притронулся к угощению, только ловил быстрые взгляды девушки, а та нет-нет да посматривала на него.
Когда все поужинали, Назир поднялся. Пора было возвращаться домой.
— Приду к вам утром, — сказал он Кадырову.
— Поспите, отец, подольше, не торопитесь, — посоветовал Кадыров, закуривая. — Мы утром в горы поднимемся.
— Да он же с солнцем встает каждый день! — засмеялась Зулейха.
— А вы опять привезете нам завтра что-нибудь вкусное? — спросил ее Сабир.
— Привезем, — ответил за девушку Утан.
Назир сел вместе с внучкой на лошадь, Утан шагал рядом. Когда отошли от палатки, юноша сказал:
— Оставайтесь у нас ночевать, отец приглашает. Места достаточно.
— Не можем остаться, перепел дома голодный, — ответил, подумав, старик.
— Я покормила его, — вставила Зулейха.
— Что ж, тогда останемся, — согласился старик и улыбнулся.
— Завидую тебе, — сказал Сафар. — Такая бумага маленькая, а большое дело стронула. А тебе-то — сколько забот новых, а?
— Человек без забот, что без жены. Скучно. А теперь — будто помолодел. Сейчас бы коня горячего да за козлом, — силу в себе слышу.
— Нет нынче таких игр.
— Времени, что ли, меньше у людей стало? А хорошая была игра — козлодрание!