И тогда старик, чтобы вернуть сына, сказал первое, что пришло на ум:
— Виноград… виноград в этом году хороший… — Он испугался нелепости своих слов, уж очень не шли они к прощальной минуте, но ему нужно было говорить с сыном. — Знаешь, одну гроздь положишь — и корзина полная…
Турсун понял отца.
— Да, я видел… Как же не уродиться винограду — вы столько ухаживали за ним, времени своего не жалели, отец. Я знаю, что могут ваши руки… Пусть урожай будущего года превзойдет нынешний, а я верю, разобьем к этому времени фашистов, вернусь с победой — еще и вам на винограднике пособить успею!
— Как будем ждать тебя, сынок!.. Возвращайся скорее, обрадуй нас, землю свою обрадуй. Земля тебе все отдаст — и соки свои, и богатства… Только вернись скорее!
Вошла невестка:
— Обед готов… — Подняла заплаканные глаза на мужа, тот оглянулся, посмотрел на отца. Назир понял, встал со стула:
— Пойду матери помогу, потом вас кликну…
На террасе встретил жену — та хотела сама позвать Турсуна к прощальному плову.
— Куда? — остановил ее. — Не мешай, пусть поговорят…
Обедали во дворе, у прохладных струй арыка. И сам Назир, и Зейнаб, и невестка только делали вид, что едят, а когда Турсун вытер после плова руки, мать не удержалась, заплакала, а за ней и невестка.
— Перестаньте! — сердито сказал Назир. — Не один он уходит, все молодые там сейчас. Помолитесь лучше за него. Помни, сынок, ждем тебя к будущему урожаю! Аминь… Ну, встали!
Старик сам поднял рюкзак сына, с которым тот ходил в горы, а теперь уходил еще дальше — представить невозможно было такую даль, — и пошел со двора. Оглянувшись, увидел, что идут за ним вместе с Турсуном и жена и невестка.
— А вы куда собрались?
— Оставайтесь, мама, — попросил Турсун. — И ты останься, — мягко сказал жене.
— Я с тобой пойду, провожу…
— Нельзя тебе далеко ходить, еле на ногах стоишь. Останься с мамой.
— Не ходите дальше! — строго распорядился Назир. — Я сам провожу.
Он вышел на улицу, через несколько минут показались Турсун с матерью, и все трое зашагали по пыльной дороге.
— Провожу хоть до сельсовета, — просительно сказала Зейнаб, заглядывая мужу в лицо.
Старик молча обернулся: невестка стояла у калитки и глядела им вслед. Глаза ее были пустые от горя. Она помахала рукой уходящим, а когда те свернули за угол, без сил опустилась на землю: страшная тяжесть давила на плечи, огромная глыба горя, — будто знала она наперед, что в последний раз видит мужа…
Площадь перед сельсоветом гудела, как потревоженный улей. Молодые и старые, отцы, жены, матери, дети и в центре — два десятка юношей. Мужчины храбрились, но тут же слышались причитания и стоны женщин, и поднимался над общим гомоном крик: «Сынок мой единственный!» — и опять гудение толпы поглощало отдельные слова.
У Назира тревожно сжалось сердце, он задохнулся и протянул руку — ее встретила рука жены, Зейнаб. Она тихо сказала:
— Я здесь, я не плачу…
Старик вздохнул свободнее.
— Не плачь, стыдно… — попросил он, глотая слезы.
Турсун взял у отца свой рюкзак, сказал: «Сейчас вернусь» — и вошел в сельсовет.
Назир с женой присели у арыка, стали ждать.
Людей на площади становилось все больше, крики, шум, фырканье лошадей напомнили бы воскресный базар в городе, если бы не звучал тут же, не врезался в сердце плач женщин… Назир смотрел в толпу и, хотя собрались здесь его соседи по кишлаку, никого не узнавал…
Командирский бас покрыл шум проводов:
— Освободить дорогу!
Толпа раздалась, образовался коридор, и в него из дверей сельсовета по одному выходили новобранцы.
Шум и крики усилились, опять поднялся надо всем вопль: «Сын мой единственный!», но старик расслышал все же слова Турсуна: проходя мимо, тот сказал:
— Мы идем в город. Оставайтесь, я напишу вам.
— Я пойду тоже! — решил Назир.
— И я! — Зейнаб твердо встретила взгляд мужа.
— Останься! — распорядился Назир.
Турсун задержался, попросил тоже:
— Не ходите, мама! Отец проводит меня. Ведь знаете, жену мою нельзя бросить одну. Побудьте с ней, мама.
— Сыночек мой, сынок!.. — заплакала Зейнаб.
— Хватит! — рассердился Назир. — Перестань, людей постыдись!
— Да я ничего… не плачу, — всхлипывая, отвечала Зейнаб, взяла из рук мужа платочек и вытерла слезы.