— Ты почему ругаешься, негодница?
— А зачем ты на других наговариваешь? Сама негодница.
— Замолчи! Я вот пойду к свекрови и пожалуюсь, что ты несешь всякие глупости. Подумаешь, дочь важного отца!
Нойантара — она же «черная уродина» — повернулась и, оскорбленная, пошла прочь. Шагор поняла, что перегнула палку, и поспешила вернуть ее.
— Не уходи, сестра! — позвала она. — Смотри, я открыла дверь.
Нойантара обиделась не на шутку и хотела выдержать характер, но любопытство пересилило. Ей мучительно хотелось узнать, сколько сандеша припрятала Шагор. Это заставило ее вернуться. Однако, войдя в комнату, она вместо сладостей увидела незнакомку.
— Кто это? — спросила она у Шагор.
— Профулла.
— Какая Профулла?
— Дочь кожевника.
— Такая красивая? — удивилась Нойан.
— Ну, куда ей до тебя! — съязвила Шагор.
— Не зли меня, — огрызнулась Нойан и добавила: — Тебе тоже не сравниться с ней.
5
Хозяин дома тем временем сел ужинать. Рядом с ним устроилась его супруга, приготовившись отгонять мух от посуды с едой. Она не собиралась пренебрегать этой священной обязанностью, несмотря на то что в доме имелось достаточно слуг, а рис никогда не был приманкой для мух. Но какой глупец решился бы упрекнуть ее за столь ревностное исполнение своего долга? Кто, как не жена, по-настоящему служит мужу и создает ему необходимые удобства? Покарай небо тех греховодников, кто ополчился на этот праведный обычай!
— Ушла от нас эта нечистая? — поинтересовался хозяин у жены.
— Куда же ей идти на ночь глядя? — ответила та, усердно размахивая хлопушкой и кокетливо теребя кольцо у себя в носу. — Ты ведь не прогонишь гостя, если тот явится затемно? Как же мне в такую пору выставить из дому невестку?
— С чего бы это я стал принимать гостей? — возразил муж. — Пусть отправляются в гостиный дом.
— Я не могу прогнать ее, — повторила жена. — Хочешь — гони сам. — И добавила: — Она такая красивая…
— Бывает, и у черни рождаются красивые дети… Но я ее все равно выгоню. Позови Броджа!
Служанка побежала за хозяйским сыном. Вскоре в комнату вошел красивый молодой человек лет двадцати — двадцати двух. Он подошел к отцу и остановился возле него, опустив голову. Юноша держался очень скромно и почтительно, не отваживаясь начать разговор.
— У тебя три семьи, сын мой, не так ли? — спросил его отец.
Броджешор промолчал.
— Помнишь свою первую свадьбу? С дочерью отступницы?
Юноша продолжал безмолвствовать. В те далекие времена сыновья знали свое место и ни при каких обстоятельствах не осмеливались вступать в разговоры с отцами, не то что теперь — чем старше дети, тем больше они дерзят.
— Эта нечистая сегодня явилась к нам. Я велел твоей родительнице выгнать ее метлой, но она отказалась. Да и что с нее взять? Разве женщина подымет руку на женщину? Ты мужчина, значит, ты и должен это сделать. Это твой долг. Сегодня же выстави ее из дому, и непременно метлой. А иначе я не засну спокойно.
— Ни в коем случае не делай этого, мой мальчик! — вмешалась мать. — Подумать только — оскорбить женщину! Слушай меня, а не его. Ее надо отправить отсюда по-хорошему.
Броджешор взглянул на отца, сказал: «Как прикажете», потом повернулся к матери, ответил: «Хорошо» — и продолжал стоять.
— Чем же ей жить, если ты ее прогонишь? — спросила жена у мужа.
— Чем угодно. Пусть хоть ворует или разбойничает, а не нравится — может просить милостыню.
— Ты ей так и передай, когда она будет уходить, — вздохнув, сказала мать сыну. — Она просила меня узнать у ее свекра, как ей быть теперь.
Простившись с отцом, Броджешор отправился к своей сводной бабушке Брахме. Он застал ее за важным занятием — она сосредоточенно бормотала молитвы, перебирая четки и отгоняя москитов.
— Бабушка! — окликнул ее Броджешор.
— Что, отец мой?
— Ты слышала новость?
— Какую? Уж не о том ли, что Шагор снова сломала веретено? Так она уже бросила прясть. Надоело ей. Ребенок ведь еще, вот и нету терпения.
— Да нет, я о другом, — с досадой проговорил Броджешор.
— Ты только смотри не пеняй ей за это. На мой век веретен хватит… Главное, чтобы у вас был мир, да сами вы были живы-здоровы…
— Ты будешь меня слушать? — прикрикнул на нее Броджешор.
— Долго ли мне жить еще? — продолжала старуха. — Ну, сделаю еще несколько священных шнуров — хорошо, а нет — не беда…
— Если ты не станешь меня слушать, я все твои веретена переломаю, — пригрозил юноша.