— Ну что же, рюкзак у нас собран, сейчас и поедем.
Но прямо «сейчас» покинуть деревню не удалось. Гришкин отец завел с бабушкой и дедушкой длинный разговор о семейных делах. Потом, как это водится среди взрослых, беседа перешла на политику, и, как ни ерзал Гришка, как ни смотрел Олег выразительно на часы, из деревни удалось выбраться только под вечер.
Гришка и Олег простились с хлебосольными Трофимовыми-старшими, выкликнули из соседнего дома Илью, пообещав написать, если будут какие-то известия и, прихватив с собой бутылку с медальоном, уселись в машину.
— А это что у вас? — полюбопытствовала Гришкина мама.
— Да так, нашли в лесу.
— А что? — не отставала мама.
«Вот ведь женщины какие въедливые! — пронеслось у Гришки в голове. — Отец даже не заметил. А мама — так сразу вцепилась».
— Ну, это штука такая, — решил он не углубляться в те дебри, выбраться из которых и сам пока был не в состоянии.
Дед Трофимов сидел на самолично когда-то сколоченной лавке и вязал веники. Нет, не те, которыми можно подметать полы, те хозяйка дома могла купить на рынке. Те веники, которыми нужно париться, дед Трофимов не доверял делать никому, изготовлял сам. Он любовно собирал в пучок веточки березы, прокладывал между ними пару-другую сухих плетей мяты или зверобоя, увязывал все тесемкой и, определив пышный веник концом на колоду, отрубал ненужные концы прутиков топором.
Восемь веников, подвешенных за хвостики на протянутой поперек двора веревке, сушились на воздухе и солнце. Вениковязальщик приступил к производству девятой «икебаны», когда рядом с домом послышался шум мотора, и забрехала собака. Дед Трофимов слегка удивился, воткнул топор в колоду и вышел к забору посмотреть — не внук ли часом вернулся в деревню. Однако машина, которая подъехала на лужок перед его домом, самому хозяину лужка не была знакома. Он пожал плечами и вернулся к своему занятию. Может, к соседям кто?
Но приехавшие искали именно его, поскольку не замедлили появиться у калитки и, не найдя ни звонка, ни принятого в Европе молотка, принялись стучать кулаками. Дед Трофимов в сердцах плюнул, поскольку вязание веников считал занятием высокоинтеллектуальным, требующим в первую очередь спокойствия, и выглянул из-за угла дома. Однако непрошеные гости не собирались испрашивать разрешения на вход, поскольку оказались с дедом совсем рядом. Напрасно они это сделали, потому что, веди они себя повежливее, у них оставался малюсенький шанс, чтобы выяснить то, что они хотели. Но теперь, хотя дед и не показывал вида и весьма спокойно уселся на лавку, относился он к ним уже враждебно.
— Мы тут к вам за помощью, — не особо утруждая себя просительными нотками в голосе, проговорил высокий худощавый парень, в котором Гришка и Олег узнали бы Первого. — Пацан мой вот тут с вашими отдыхал, даже подружились они, говорят, а тут вдруг не видно, не слышно их. Уехали, что ли?
— Уехали, — коротко кивнул дед Трофимов, вынул из нагрудного кармана очки с резинкой вместо дужек и водрузил их на нос.
Дед сделал вид, что рассматривает какую-то траву и подбирает дубовые веточки для очередного веника. На самом деле он исподтишка прощупывал взглядом посетителей — троих здоровенных парней, и вид их совсем ему не нравился.
— Да? — огорчился Первый. — И давно уехали?
— Давно, — так же коротко ответил дед, отсекая дальнейшие расспросы.
Однако тройка незваных гостей такой информацией не удовольствовалась. Первый по привычке проверять и перепроверять все, что касается дела, выяснил, что ни в одной из ближайших к болоту деревень никакие пацаны не пропадали. Он же, порыскав по лесам, обнаружил старый полиэтиленовый пакет с остатками пищи, использованными бинтами. Первый понял, что его провели. Найти в деревне Стрелковка дом, где проживают приезжие городские подростки (а что они из города, по их добротной, модной одежде и обуви определить нетрудно) было делом одного дня. Теперь оставалось выяснить, куда делись те пацаны, которые могли забрать у серьезно раненного Рябого и крест, и медальон.
— Так куда же, дед, уехали они? — сел на корточки рядом Первый. — Мой-то пацан без них скучает. Пусть хоть письмо напишет по адресу.
— Адреса-то я и не знаю, — объяснил дед Трофимов, исподлобья глядя на Первого. «Ишь чего, — подумал он, — на кой ляд им Гришкин адрес? Так я и поверил, что парни, как красные девицы, будут друг другу письма писать! Держи карман шире! Их и книжку-то читать какую интересную не заставишь. А тут — писать! Это ты, брат, чего-то выдумал, да выдумал больно неуклюже».
— Не пойму я, — не отставал Первый, — как это вы адреса своего внука не знаете?
— А вот так — не знаю, — пожал плечами дед Трофимов. — Они по старому своему адресу уже не живут: квартиру меняют, а новый еще не сказали мне. Вот письмо пришлют через месячишко, тогда и заходите.
— Через месячишко не пойдет, мы уж уедем отсюда.
— А вы, кстати, где живете? — закинул удочку дед Трофимов, надеясь поймать своего собеседника на конкретном вранье.
— Да здесь неподалеку, — неопределенно махнул рукой Первый. — Ну а прежнее место жительства какое?
— Да не помню я, — воззрился на него с недоумением дед. — На бумажке было записано. А поскольку со старой-то квартиры они съехали, я бумажку-то и выбросил. Зачем она мне? И так в доме хлама полно.
— Понятненько, — процедил Первый, понимая, что больше ничего от этого старикана добиться не удастся.
Первый сорвал былинку, качающуюся рядом, сунул ее в рот и в задумчивости пожевал. Можно было бы, конечно, взять старика за грудки. Правда, покосился Первый на топор, воткнутый в колоду всего в полушаге от деда Трофимова, старик может и начудить, поранить не дай бог кого из парней. Потом и соседи могут появиться. «Ладно, разберемся с ним позже, — решил Первый, — если понадобится».
— Жаль, жаль, — приподнялся с корточек Первый и, мотнув головой своим напарникам, не проронившим ни слова, двинулся к машине.
Дед Трофимов оторвался от своих тесемочек и веточек и задумчивым взглядом проводил трех незнакомцев. Только сейчас ему в голову начали закрадываться сомнения. А не эти ли типы гоняли Гришку с Олегом по болотам?
Густава Бауэра, председателя правления одноименного банка, вывести из состояния равновесия было чрезвычайно трудно. В Швейцарии вообще все ведут размеренный образ жизни. Сам же Густав был, вероятно, типичным представителем флегматичных швейцарцев, холодную спесь и спокойствие которых может поколебать разве только финансовый ураган достаточно мощной силы. Но хотя на фондовых рынках наблюдалось относительное спокойствие, Густав чувствовал себя далеко не самым лучшим образом.
— Что значит не получается выяснить адрес? — кричал он в трубку так, что слюна мелкими точечками летела и оседала на дорогущем телефонном аппарате. — Я вам плачу настоящие деньги и требую настоящей работы. Как вы добьетесь этого — решать вам. Мое дело — заработать средства, а ваше — с толком их потратить.
Закончив свою гневную тираду, Густав так хлопнул телефонной трубкой об аппарат, что тот треснул. Да, положительно, такие испанские страсти могли вызвать в апенцельце лишь события, напрямую связанные с его кошельком. Да и поди тут не занервничай, когда ты уже открыл этот самый достаточно большой кошель и ждешь, что в него вот-вот польется золотой дождь, а тот все никак не начинается по милости этих остолопов, которых он нанял на работу. Ничего-ничего, теперь, после выволочки, они пошевелятся!
У деда Трофимова не выходил из головы странный визит незнакомой ему троицы. Вечером он лег, как обычно, после полуночи, но заснуть никак не мог. Вроде бы тихо и убаюкивающе шелестел листьями за окнами сад, мерно тренькал сверчок, уютно поскрипывал отходящий на покой дом. А сон к деду Трофимову не шел и не шел. Какое-то гнетущее чувство давило на грудь и заставляло то и дело открывать глаза.
«Тьфу ты, черт! — ругнулся про себя старик. — Надо меньше на ночь наедаться, а то заработаешь себе болезнь нервную».