Вдруг Гришка вздрогнул и потихоньку ущипнул Олега, глазами показав на чрезвычайно заинтересовавшее его зрелище. Стеллаж, у которого вполоборота к мальчишкам стоял Первый с тарелкой в руке, вдруг качнулся разок-другой и медленно, словно сам замирая от того ужаса, что сейчас произойдет, стал падать на пол. Гришка и Олег с изумлением заметили мелькнувшего за стеллажом Рольфа, который через мгновение уже увлеченно рылся в каких-то рекламных проспектиках; озадаченное лицо Первого, который пальцем не тронул рухнувшую у его ног сувенирную батарею; вылезающие из орбит глаза продавщицы, которая начала решительно двигаться в сторону осоловевшего Первого с единственной оставшейся в живых тарелкой в руках.
— Пора! — пригнув голову Олега за стойку решил Гришка, и на полусогнутых ногах, подталкивая приятеля кулаком в поясницу, бросился бежать.
Все прошло без сучка без задоринки. Незаметно они добрались до дверей, мелькнули в них быстрыми тенями и помчались вдоль по улице. Первому сейчас было явно не до них. Он все пытался объяснить продавщице, что и пальцем не тронул этот стеллаж, что он упал как бы сам собой.
Хитрый Рольф исподтишка наблюдал за этой сценой. Первый пререкался, сколько мог, пока продавщица не пообещала вызвать местную охрану и полицию. Объясняться с полицией Первому уж никак не хотелось, так что пришлось доставать кредитную карточку и платить сразу за гору разбитого вдребезги товара.
Первый не сомневался, что падение стеллажа было подстроено хитрыми мальчишками. Но как, как они это сделали, если стояли от него шагах в пяти? Первый, пока продавщица потрошила его кредитную карточку, был просто вне себя, ругался еле слышно сквозь зубы и давал себе зарок никогда больше не связываться с клиентами, которые имеют хоть какое-то отношение к Швейцарии, России и подростковому непредсказуемому возрасту…
Мальчишки встретились на квартире полчаса спустя. Все они были возбуждены происшедшими событиями, каждый хотел первым рассказать свою версию, поэтому на кухне стоял такой гвалт, от которого взрослые живо бы слетели с катушек. К счастью для ребят, ни Гришкиной мамы, ни мамы Рольфа дома еще не было, и компания была предоставлена себе. Рольф нервно тряс пакет с персиковым соком, Гришка и Олег колдовали над электрочайником, торопясь поскорее заварить чай. Тетя Марина, кстати, была в ужасе от их привычки хлестать крепкий чай по поводу и без повода. Она уверяла, что к двадцати годам у мальчишек испортится цвет кожи, и они станут желтыми, как китайцы. Правда, самих мальчишек мало беспокоило, какого цвета они будут к двадцати годам. Во-первых, двадцать лет — это было так далеко, а во-вторых, они же не девчонки, чтобы следить за цветом кожи. Ну привыкли они к чаю, что уж тут поделать! Вот лопают немцы сало — смалец или шмальц, как здесь говорят, а ведь тоже, надо сказать, вещь на любителя — толстеют от нее.
После шумного обсуждения операции «Тарелки вдребезги!» ребята наконец перешли к главному. По их просьбе Рольф три раза подряд пересказал почти слово в слово разговор маленького господинчика с Первым.
— Надо же! — под укоризненным взглядом Рольфа налил себе третью чашку чая Гришка. — Оказывается, код-то этот двойной.
— Двойной-то двойной, — пожал плечами Гришка, — а нам-то какая разница? Мы же ни первой части не знаем, ни второй не помним. Интересно, что он имел в виду, — размешал Гришка в чае белую, по утверждению тети Марины, смерть, которая ранее была в его представлении всего лишь банальным сахаром. — «Прямо у вас под носом, но вы никогда об этом не догадаетесь». Интересно, где это Первый бывает, что цифры могут оказаться прямо у него под носом?
— Где бывает, не знаю, — хитро сощурился Рольф, — но остановился он в гостинице «Адажио».
У Гришки аж ложка выпала из рук и звонко покатилась по краю блюдечка.
— Ты-то откуда знаешь?
— Так я дождался, пока из него в магазине марки вытрясут, а потом потихоньку за ним проследил, до самой гостиницы. И даже, кажется, знаю номер, где он остановился, — на втором этаже.
Видя, что ребята не понимают, он еще раз улыбнулся.
— Все достаточно просто. Я выждал пару минут, когда он заберет ключи и уйдет, зашел в гостиницу, подхватил там буклетик, подошел к портье (там портье, кстати, симпотная такая девчонка), ну и сказал, что тут проходил господин и выронил из кармана этот буклетик. «А, — говорит она, — это, наверное, тот самый, из сорок четвертого номера». А я говорю: «Мне неважно, из какого он номера, я вам вот его вещь отдаю, ежели она ему понадобится, так он у вас и спросит». Вот и все тайны лейпцигского двора.
— Ну ты, парень, крут! — хлопнул по-свойски Гришка Рольфа так, что часть заглоченного им персикового сока выплеснулась обратно в стакан. — А мы вот с Олегом попались, как лохи.
— Не мы, а вы, — рассмеялся Олег. — Ты чего этой тетке-то по-русски ляпнул? Мог бы что-нибудь по-английски или по-французски отчебучить. Будто тебя ничему в школе не обучали, и фильмов про мушкетеров ты не смотрел. Ну ляпнул там чего-нибудь… «шерше ля фам», что ли…
— Да растерялся я, — защищался Гришка, — налетела она на меня, как затарахтит.
— Чушь, — отмахнулся Олег. — Ну забыл вдруг все по-французски, сказанул бы что-нибудь по-немецки. «Данке шен», например.
— Ну да, — расхохотался Гришка, — представляешь, она меня спрашивает: «Как пройти на такую-то улицу?», а я ей: «Спасибо!». Ладно, бог с ней, с теткой, — увел разговор в более безопасное и необидное для себя русло Гришка. — Что за цифры могли быть под носом у Первого?
— Не знаю, — нахмурился Рольф. — Номер этого вашего Первого выходит на улицу, ничего примечательного там нет.
— А номер дома напротив?
Рольф на секунду замешкался, закрыл глаза, словно художник, вспоминающий особенности понравившегося ему пейзажа.
— Нет, номера дома там не было, возможно, он с другой, торцевой стороны, но из окна гостиницы тогда его не видно.
— Что же это может быть? — стал вышагивать Гришка по кухне, потом снова потянулся к чайнику, но, видимо, капанье на мозги со стороны тети Марины подействовало, и руку он отдернул.
— Прямо под носом… Нос… Глаза, нос… Мужики, я, кажется, понял, — рухнул он на табуретку, — это очки, понимаете? Нужно выяснить, какие диоптрии у Первого в стеклах. Скажем, минус два там, или минус четыре.
Олег поерзал на месте и сморщился:
— Нет, идея хорошая, но не то. Во-первых, лично я никогда Первого в очках не видел. Во-вторых, откуда этот его собеседник в ресторане знает, какие он диоптрии носит. Он что, личный окулист? В-третьих, ну, допустим, диоптрии минус четыре или минус пять, что, первая часть кода состоит всего лишь из одной цифры?
— Да, — разочарованно протянул Гришка. — А какая гипотеза была, хоть бы оценил кто!
— Да мы оценили, оценили! — отмахнулся от него Олег. — Ты что-нибудь другое теперь думай.
— А я, кажется, догадался, — растерянно провел рукой по лицу Рольф. — Может быть… Да нет, почти наверняка… Не случайно же они встречались именно в ресторане «Фауст», и сидели они рядом с бочкой.
— С какой бочкой? Не темни! — набросились на Рольфа ребята.
— Да старинная такая бочка. А на ней цифры.
— Что за бред! Откуда там цифры, какие?
— Да все очень просто. 1749. Это год рождения Гете. Бочка старая, выжжены цифры там достаточно давно. Они действительно прямо перед носом Первого были. Он на них не мог не смотреть, но видеть не мог… У нас когда-то экскурсия в этом ресторане была. Так вот там зажигали верхний свет, и цифры эти были видны. А когда свет горит приглушенный, на бочку тень падает, понимаете? Цифры действительно находились под носом у Первого, но видеть их он не мог.
— Вот это да! — Теперь уже все трое ребят повскакали с мест и замелькали по комнате, как мухи. — Вот это да! Значит, первую часть кода можно считать открытой.