- Может быть, может быть, только если вы сначала напьетесь до бесчувствия, - сказал Луис. - Тогда-то я и разделаю вас под орех.
- Док, - очень торжественно сказал Джад. - В тот день, когда кто-нибудь разделает меня под орех за карточным столом.., я позволю такому шарлатану, как вы, лечить меня.
Луис ушел, а Крандоллы еще долго смеялись над шуткой Джада, после того как Луис пересек дорогу.
***
Свернувшись на своей половине кровати, словно эмбрион, спала Речел. Она крепко обнимала Гаджа. Все, как предполагал Луис, - в другие времена были другие причины для наступления сезона холодных отношений между ними, но в этот раз получилось хуже, чем обычно. Луис опечалился, разозлился и некоторое время чувствовал себя несчастным, хотел все исправить, но не знал как и не был уверен в том, что первый шаг должен сделать он. Все казалось ему бессмысленным - единственный легкий порыв ветра превратился в ураган. Спор и аргументы.., да.., точно, но все это так же проходяще, как вопросы и слезы Элли. Луис был уверен, что не выдержит такого количества ударов судьбы, похоже, еще немного и его семейная жизнь треснет.., и однажды случится непоправимое. Он прочитал о подобной ситуации в письме одного из друзей: "Ладно, уверен, я могу сказать тебе, до того как ты услышишь это от кого-нибудь другого, Луис: Мэгги и я расходимся..." Или он прочитал это в газете?
Быстро раздевшись до трусов, Луис поставил будильник на шесть утра. Потом он оглядел себя, вымыл голову, побрился и похрустел "ролайдом" перед тем как чистить зубы - ледяной чай Нормы вызвал у него боль в желудке. А может, всему виной Речел, свернувшаяся на своей половине кровати. Кровать - территория, которая определяет все остальное, - не об этом ли он читал в каком-то университетском учебнике?
Пока он закончил все дела, наступила ночь. Луис лег в постель.., но не смог заснуть. Было еще что-то, что-то изводившее его. Последние два дня это крутилось и крутилось у него в голове, так же как сейчас, когда он вслушивался в почти синхронное дыхание Речел и Гаджа. Генерал Паттион... Ганнан - лучшая собака из тех, что когда-либо жили... В память о Марте, нашей любимице-крольчихе... Неистовая Элли: "Я не хочу, чтобы Черч умер! Он - мой кот! Он не кот Бога! Пусть у Бога будет свой кот!" Совсем обезумевшая Речел: "Ты, как доктор, должен знать это!" Норма Крандолл: "...никто не говорил о Смерти и не думал о ней".
И твердый голос Джада, очень твердый - голос другого века: "В те дни Смерть заходила в дом, грубо говорила с вами, порой ужинала, а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу, черт возьми!"
И этот голос сливался с голосом его матери, которая наврала ему, Луису Криду, когда разговор зашел о вопросах секса. Тогда Луису было четыре года. Но его мать сказала ему правду о Смерти, когда ему исполнилось двенадцать, когда его двоюродная сестра Руги погибла в автомобильной катастрофе. Она разбилась в машине отца, которой управлял парнишка, обманом раздобывший ключи. Он решил покататься на машине, но потом обнаружил, что не знает, как тормозить. Ребенок сносил только незначительные шишки и контузии; дядя Луиса - Карл Фарлайн оказался полностью деморализован, узнав о смерти дочери. "Она не мертва, заявил он в ответ на слова-мамы Луиса. Луис слышал тот разговор, но не мог понять его до конца. - Что ты имеешь в виду, говоря, что моя дочь мертва? Что ты знаешь об этом?" Хотя отец Руги, дядя Луиса, владел похоронным бюро, Луис не мог представить, как дядя Карл сам хоронил свою дочь. В мучительном, приводящем в замешательство страхе, Луис рассматривал Смерть как один из наиболее важных аспектов бытия. Настоящая загадка типа: кто стрижет городского парикмахера?
"Ведешь себя словно Донни Донахью, - заявила тогда дяде мать Луиса. Под глазами у нее были синяки от усталости. Тогда мать казалась Луису больной и слабой. - Твой дядя хорошо разбирается в делах... Ах, Луис.., бедная маленькая Руги.., не могу думать о том, как она страдала, умирая.., ты станешь молиться со мной, Луис? Помолимся за Руги. Ты должен помолиться со мной!"
И они опустились на колени прямо на кухне, и молились. Во время молитвы Смерть нашла тропинку в сердце Луиса: если мама молится за душу Руги Крид, значит ее тело мертво. Воображение Луиса тогда нарисовало ужасный образ Руги, оказавшейся в тринадцать лет со сгнившими глазницами и синей плесенью, подернувшей рыжие волосы; но этот образ не столько пугал, сколько вызывал благоговейный трепет.
Луис кричал, объятый Великим Желанием Жизни:
"Она не может умереть. Мамочка, она не может умереть.., я люблю ее!"
И ответ матери, невнятный, но вызывающий яркие ассоциации: мертвые поля под ноябрьским небом, разбросанные розы - лепестки бурые и вялые по краям, лужи, пенящиеся водорослями, гнилью, разложением, грязью.
- Так получилось, мой дорогой. Сожалею, но она ушла. Руги ушла.
Луис вздрогнул, подумав:
- Мертвое - мертво. Это все, в чем вы нуждаетесь? Неожиданно Луис понял, что он забыл сделать, почему он до сих пор не спит в ночь перед первым днем начала настоящей работы, а путается в старых, неприятных воспоминаниях.
Он встал, направился к лестнице и неожиданно сделал крюк, завернув в комнату Элли. Девочка мирно спала: рот открыт. Она была одета в синюю кукольную пижаму, из которой уже выросла. "Боже, Элли, - подумал он, - ты растешь, словно кукуруза". Черч лежал между ее неуклюжих лодыжек, словно мертвый, извините, за сравнение.
Внизу на лестнице висел поминальник с номерами телефонов, различными записками, напоминаниями самим себе, с приколотыми к ним деньгами. Один листок был перечеркнут: "откладывать как можно дольше". Луис взял телефонную книгу, посмотрел номер и записал на бумажке телефон. Под номером он подписал: "Квентин Л. Джоландер. Доктор-ветеринар, позвонить о Черче. Если Джоландер не кастрирует животных сам, он к кому-нибудь направит".
Луис посмотрел на номер, раздумывая, пришло ли время это сделать, хотя внутренний голос подсказывал, что пришло. Что-то конкретное порой рождается из всех этих плохих предчувствий, и Луис решил кое-что для себя в ту ночь, до того, как наступило утро, не сознавая даже, что именно решил... Луис не хотел, чтоб Черч перебегал дорогу, и хотел сделать для этого все, что было в его силах.
У Луиса вновь появилось ощущение, что кастрация унизит кота, превратит его раньше времени в толстого и старого; в зверюгу, довольно дремлющую на радиаторе, пока в него чем-нибудь не запустят. Луис не хотел видеть Черча таким. Ему нравился нынешний Черч - тощий и подвижный.
На улице, в темноте, по 15 шоссе прогромыхала полуторка, и это подтолкнуло Луиса. Он прикрепил листок на видное место и отправился в постель.
Глава 11
На следующее утро за завтраком Элли увидела новый листок на поминальнике и спросила, что это значит.
- Это значит, что Черчу надо сделать одну маленькую операцию, - ответил Луис. - На одну ночь кот отправится к ветеринару, а когда вернется домой, у него исчезнет желание шастать по округе.
- И бегать через дорогу? - спросила Элли. "Может, ей только пять, подумал Луис, - но она здорово соображает".
- Или перебегать через дорогу, - согласился он.
- Класс! - воскликнула Элли, и тема была закрыта. Луис, приготовивший резкие и, быть может, немного эмоциональные аргументы о том, что Черчу нужно оставить дом на одну ночь, оказался слегка контужен легкостью, с которой Елена согласилась. Луис понимал, как девочка должна тревожиться. Может, Речел не ошиблась и посещение кладбища домашних любимцев и впрямь повлияло на нее.
Речел накормила Гаджа; обычно она давала ему яйцо на завтрак, осторожно бросая на Луиса одобрительные взгляды, и Луис почувствовал, как у него камень упал с души. Взгляд сказал ему: холод ушел, топор войны зарыт. Зарыт навсегда, надеялся Луис.
Позже, после того как большой желтый школьный автобус проглотил Элли, Речел подошла к мужу, обвила руками его шею и нежно поцеловала в губы.
- Ты большой молодец, раз так решил, - сказала она. - Извини, что я такая сука.
Луис вернул ей поцелуй, почувствовав себя немного неудобно. Он помнил, что заявление: "Извини, что я такая сука" (выражение, не очень часто употребляемое Речел) он слышал и раньше не один и не два раза. Обычно Речел делала такое заявление после того, как со скандалом получала то, чего добивалась.