Луис снова подумал о Рэйчел, едва не бившейся в истерике.
– Она успокоится, ваша Элли, и все будет хорошо, – сказала Норма. – Луис, вы, наверное, думаете, что мы здесь только о смерти и говорим. Конечно, мы с Джадом уже совсем старые, но, надеюсь, еще не дошли до той стадии, когда все разговоры лишь о кладбищах да о могилках…
– Что вы! Конечно, нет! – горячо возразил Луис.
– Но мне кажется, нет ничего плохого в том, чтобы дети знали о смерти. Сейчас время такое… я даже не знаю… никто не хочет об этом говорить. Даже думать об этом не хочет. По телевизору запретили показывать сцены со смертью, чтобы они не травмировали детей… и люди все чаще и чаще хоронят близких в закрытых гробах, чтобы не смотреть на покойных и не прощаться с ними в последний раз… как будто стремятся забыть о смерти.
– Зато повсюду проводят кабельное телевидение и крутят фильмы, в которых прямо так и показано… – Джад покосился на Норму и откашлялся. – Показано, чем обычно занимаются люди, задернув шторы, – закончил он. – Странно, как все меняется от поколения к поколению, да?
– Да, наверное, – ответил Луис.
– Мы жили в другое время, – проговорил Джад чуть ли не извиняющимся голосом. – И со смертью мы были, что называется, на короткой ноге. После Первой мировой войны была эпидемия гриппа, и женщины умирали при родах, и дети умирали от лихорадки и всяких инфекций, а доктора если кого и лечили, то только чудом. Когда мы с Нормой были молодыми, рак означал верную смерть. В двадцатых годах никто и не слышал ни о какой лучевой терапии! Две войны, убийства, самоубийства…
Джад ненадолго умолк.
– Мы знали смерть и как врага, и как друга, – наконец сказал он. – Мой брат Пит умер от аппендицита в тысяча девятьсот двенадцатом, когда президентом был Тафт. Питу было четырнадцать, и он отлично играл в бейсбол, лучше всех в городе. В те времена смерть еще не изучали в колледжах, да и не было в том нужды. В те времена смерть запросто заявлялась к тебе домой, мол, «привет, вот и я», иной раз садилась с тобой за стол, а иной раз ты прямо-таки чувствовал, как она хватает тебя за яйца.
На этот раз Норма не сделала ему замечание, а только молча кивнула.
Луис встал и потянулся.
– Пора домой, – сказал он. – Завтра будет тяжелый день.
– Да, завтра у вас начинается канитель. – Джад поднялся на ноги. Увидел, что Норма тоже пытается встать, и протянул ей руку. Она поднялась, морщась от боли.
– Плохо сегодня? – спросил Луис.
– Не очень, – ответила она.
– Когда ляжете спать, приложите грелку.
– Да, я всегда так и делаю, – сказала Норма. – И, Луис… не волнуйтесь за Элли. У нее сейчас много других впечатлений. Новое место, новые друзья… Вряд ли она станет так сильно переживать из-за какого-то старого кладбища. Может, когда-нибудь они все вместе сходят туда, подправят надгробия, повыдергивают сорняки или польют цветы. Иногда дети ходят туда, когда у них возникает такое желание. И постепенно она успокоится и поймет, что ничего страшного в этом нет.
Вряд ли это понравится моей жене.
– Будет возможность, заходите завтра вечерком. Расскажете про первый день на работе, – предложил Джад. – Я вас сделаю в криббедж.
– А может быть, я вас сперва напою, а потом обыграю вчистую.
– Док, – произнес Джад с искренним возмущением, – в тот день, когда я проиграю кому-то в криббедж, я пойму, что пришло время сдаться на милость таким шарлатанам, как вы.
Старики рассмеялись, а Луис спустился с крыльца, перешел дорогу и направился к своему дому.
Рэйчел спала с Гейджем, свернувшись калачиком, словно пыталась закрыться и спрятаться от мира. Луис очень надеялся, что она успокоится и они помирятся – у них и раньше случались размолвки и напряженные периоды, хотя эта ссора была чуть ли не худшей из всех. Он чувствовал себя несчастным и вместе с тем был раздосадован и зол. Он хотел все исправить, но не знал как и даже не был уверен, что первый шаг к примирению должен сделать именно он. Все получилось так глупо – легкое дуновение ветерка, раздутое до масштабов убийственного урагана из-за каких-то там вывертов психики. Да, у них бывали размолвки и споры, но эта ссора из-за слез Элли и ее вопросов вышла уж слишком ожесточенной. Луис подумал, что лучше бы с ними случалось поменьше таких ударов, иначе их брак не выдержит, и с ними произойдет то, о чем они только читали в газетах или в письмах от друзей. («Знаешь, Лу, я тут подумал, что лучше скажу тебе сам, пока не сказал кто-то из общих знакомых; мы с Мэгги разводимся».)