Элли посмотрела на Луиса.
— Это правда, папа?
— Я думаю да, дорогая.
— Ох ты! — она оглянулась на валежник и засмеялась. — Вы порвали мне штаны, нехорошие деревья!
Все трое взрослых рассмеялись. Валежник молчал. Он только белел под солнцем, как и долгие годы до того. Луису он показался похожим на скелет какого-то древнего чудища, сраженного добрым и благородным рыцарем. Кости дракона, сложенные в гигантский курган.
Это почудилось ему еще до того, как он узнал что-либо про валежник и о пути, который уходил от Кладбища домашних животных в глубь лесов, которые Джуд Крэндалл как-то потом окрестил «индейскими лесами». Еще тогда он почувствовал в этом что-то помимо причудливой игры природы. Еще тогда...
Тут Гэдж ухватил его за ухо и крутанул, радостно смеясь, и Луис забыл о всем этом валежнике и о Кладбище домашних животных. Пора было идти домой.
9
Элли на следующий день пришла к нему, опечаленная. Луис в своем кабинете работал над моделью. Это был «роллс-ройс» 1917 года выпуска. «Серебряный призрак» — 680 деталей, более 50 движущихся частей. Он был почти готов, и он уже воображал шофера, прямого наследника английского кучера восемнадцатого или девятнадцатого столетия, решительно садящегося за руль.
Он увлекался моделями с десятилетнего возраста, когда дядя Карл подарил ему пушку времен Первой мировой. Потом он соорудил почти все самолеты из набора «Ревелл», а после перешел к более сложным вещам. Он прошел через стадии кораблей-в-бутылках, военной техники и даже стадию, когда он воспроизводил оружие так реалистически, что трудно было понять, почему оно не стреляет — кольты, и винчестеры, и люгеры, и даже «Бэнтлайн Спешиэл». За последние пять лет это были большие теплоходы. Модели «Лузитании» и «Титаника» стояли на полках в его университетском кабинете, а «Андреа Дория», законченный перед самым отъездом из Чикаго, украшал каминную доску в их комнате. Теперь он перешел к классическим автомобилям, и если предыдущий график будет соблюдаться, он надеялся, что лишь через четыре-пять лет это увлечение сменится каким-нибудь другим. Рэчел смотрела на это его единственное настоящее хобби снисходительно, с некоторым презрением; после десяти лет брака она еще надеялась, что ему это когда-нибудь надоест. Быть может, нечто в таком отношении исходило от ее отца, который до сих пор считал, как и во время замужества дочери, что зять должен лизать ему задницу.
«Может быть, — подумал он, — Рэчел права. Может, одним прекрасным утром, когда мне стукнет тридцать семь, я встану, отнесу все эти модели на чердак и брошу их там».
Тут и вошла Элли.
Вдалеке, в чистом осеннем воздухе он слышал звук воскресных колоколов, созывающих прихожан на молитву.
— Привет, папа, — сказала она.
— Здравствуй, крошка. Что-то случилось?
— Да нет, ничего, — сказала она, но ее лицо говорило о другом — что-то все-таки случилось. Волосы ее были только что вымыты и рассыпались по плечам. В рассеянном свете они казались более светлыми, чем обычно. На ней было платье, и Луис вдруг подумал, что его дочь всегда надевает платье по воскресеньям, хотя они и не ходят в церковь. — Что это ты делаешь, папа?
Тщательно полируя крыло, он стал ей объяснять.
— Погляди, — он бережно дал ей колесо. — Видишь, какие тут шины? Когда мы поедем в Шайтаун на День Благодарения на Л-1011, то ты увидишь у него такие же.
— Подумаешь, шины, — она отдала ему колесо.
— Ладно, — сказал он. — Вот если бы у тебя был свой роллс-ройс, ты могла бы говорить «подумаешь». Если бы у нас хватало денег на такие вещи, можно было бы немного поважничать. Ничего, вот заработаю второй миллион и куплю. «Роллс-ройс Корниш».
«Так о чем же ты все-таки думаешь, Элли?»
— А мы богатые, папа?
— Нет, — сказал он, — но до нищеты нам тоже далеко.
— А Майкл Бернс в садике сказал, что все доктора богатые.
— Знаешь что: скажи Майклу Бернсу, что многие доктора могут стать богатыми, но на это уходит двадцать лет... а в университетском лазарете вообще разбогатеть трудно. Разбогатеть можно, когда ты специалист. Гинеколог, ортопед или невропатолог. Вот они богатеют быстрее. А такие, как я, — медленнее.
— А почему ты тогда не стал специалистом?
Луис снова подумал о своих моделях, о дне, когда он не захочет больше трудиться над самолетами, танками «тигр» или автоматами; когда ему покажется, что корабли в бутылках — это просто хлам; и тут же подумал, что не менее глупо всю жизнь осматривать детские ноги или в резиновых перчатках лазить в вагинальный канал женщин в поисках опухоли или повреждения.