Он поднял руку и указал на что-то. Луис поглядел туда и застонал. Глаза его расширились, и он поднес кулаки ко рту. Щеки его были мокрыми, и он осознал, что плачет от предельного ужаса.
Валежник, от которого Джуд Крэндалл отозвал Элли, превратился в груду костей. Кости шевелились. Они шуршали и щелкали, челюсти, зубы, бедра, ключицы; он видел ухмыляющиеся черепа людей и животных. Кости ног сгибались и разгибались в суставах.
И они шевелились; они ползали.
Паскоу подошел к нему; окровавленное лицо блестело в лунном свете, и остатки сознания Луиса свелись к навязчивой мысли: «Ты должен закричать, чтобы проснуться; неважно, что ты скажешь Рэчел, Элли, Гэджу, соседям, ты должен закричать, чтобы проснуться, закричатьчтобыпроснутьсязакричатьчтобы..».
Но он смог только слабо прохрипеть. Такой звук мог издать мальчик, не научившийся еще свистеть.
Паскоу подошел еще ближе и заговорил.
— Нельзя открывать дверь, — сказал он. Он смотрел на Луиса сверху, потому что тот упал на колени. Выражение его лица Луис принял сперва за сочувствие. Но это, конечно, было не сочувствие; просто холодное упорство. Тут он показал на шевелящиеся кости. — Не ходи туда, как бы тебе этого ни хотелось. Нельзя разрушать этой границы. Помни: там больше силы, чем ты думаешь. Это древняя сила, и она не знает покоя. Помни об этом.
Луис снова попытался закричать, но не смог.
— Я пришел, как друг, — сказал Паскоу, но было ли «друг» тем словом, что он действительно сказал? Луис не знал этого. Паскоу словно говорил на иностранном языке, который Луис понимал каким-то чудом... и вместо слова «друг» Паскоу употребил какое-то другое слово, которое Луис не мог перевести. — Помни, что твоя гибель и гибель всех, кого ты любишь, совсем близко. — Он подошел к Луису вплотную, и можно было чувствовать исходящий от него запах смерти.
Паскоу, говорящий с ним.
Тихое, безумное щелканье костей.
Луис попытался отодвинуться от мертвеца и зацепил памятник, который повалился на землю. Лицо Паскоу опустилось вниз.
— Доктор, помни.
Луис опять попробовал закричать, и мир завертелся вокруг — но он все еще слышал щелканье шевелящихся костей в тишине ночи.
17
На то, чтобы заснуть, в среднем уходит, если верить учебнику физиологии, семь минут; на то, чтобы проснуться — от пятнадцати до двадцати. Как будто вы спите в воде, из которой труднее вылезти, чем в нее погрузиться. Пробуждение проходит через несколько стадий, от глубокого сна до легкой дремоты, при которой спящий уже слышит звуки и даже может отвечать на вопросы... но фрагменты сна могут еще присутствовать.
Луис слышал щелканье костей, но постепенно звук стал более резким, более металлическим.
Звон... или вопли?.. Что-то покатилось. «Ну вот, — промелькнуло у него в голове, — кости рассыпались».
Он услышал голос дочери, зовущей:
— Гэдж, лови! Лови!
Вслед за этим послышались радостные вопли Гэджа, после которых Луис открыл глаза и увидел потолок собственной спальни.
Он все время был дома, у себя в комнате. Все это сон. Пускай ужасный, пускай до безумия реальный — это был сон. Только отголоски его подсознания.
Металлический звук возник опять. Это каталась одна из игрушечных машинок Гэджа.
— Гэдж, лови!
— Лови! — запищал Гэдж.— Лови-лови-лов-и!
Бум-бум-бум. Маленькие ножки Гэджа простучали по полу. И он, и Элли хохотали.
Луис поглядел направо. Рэчел не было, одеяло заправлено. Солнце поднялось уже высоко. Он посмотрел на часы и увидел, что уже восемь. Рэчел не разбудила его... скорее всего, нарочно.
В отличном состоянии это рассердило бы его, но сейчас ему было не до того. Он сделал глубокий вдох и вытянулся на кровати, вбирая в себя блаженство реального, пронизанного солнцем мира. В солнечном луче танцевали пылинки.
Рэчел позвала снизу:
— Элли, иди завтракать, скоро придет автобус.
— Сейчас! — Топот ног. — Вот твоя машинка, Гэдж. Я пошла.
Гэдж недовольно захныкал. Хотя разобрать было трудно — слышалось только «Гэдж», «бибика» и «эллибус», — он, без сомнения, требовал, чтобы Элли осталась. Ему она нужнее, чем дошкольному образованию.
Снова голос Рэчел:
— Иди попрощайся с папой, Элли.
Элли вошла в комнату в своем красном платьице, волосы ее были завязаны в хвост.
— Я сейчас встану, малышка, — сказал он. — Иди, а то опоздаешь.
— Пока, папа! — она вбежала, чмокнула его в небритую ~ щеку и бросилась вниз.
Сон начал терять очертания, отступать. Но он еще не исчез.
— Гэдж! — позвал он. — Иди поцелуй папу!