О Иисус, смиренно в Иерусалим входивший, помилуй нас! О страждущий о Иерусалиме Иисус, помилуй нас! О ты, кто мыл ноги своим ученикам, Иисус, помилуй нас! Хлеб, живительный, подкрепляющий нас, Иисус, помилуй нас! Не забудь украсить свежими, окропленными росой маргаритками мои смертные носилки, на которых мои бренные останки понесут из комнаты, где я умер, по лестнице в семнадцать ступеней в зал деревенской общины и там положат в гроб; а затем, когда мой труп будет лежать в деревянном ящике, обитом черным крепом, напиши на смертных носилках мое имя и даты рождения и смерти и положи их как мосток через ручей, в заросли мха и калужницы. Когда ты время от времени, будешь проходить по этому мостку чтобы нарвать подснежников, ветреницы или цветков калужницы, а твоя мать ляжет или сядет на траву, скрестив ноги будь внимательным, чтобы не наступить на крестики, вырезанные на моих смертных носилках. Тем самым ты сможешь причинить боль моей бедной душе, и я, либо вознесенный на небо, либо пребывающий в чистилище, сложив ноги и руки, как зародыш в материнской утробе, исторгну крик боли, который будет слышен под облаками и в самолетах и пронесется от океана до океана. О ты, Иисус, своей кровью святой, дающий нам усладу, помилуй нас! О ты, за тридцать сребреников проданный Иисус, помилуй нас! О ты, в предсмертной молитве к Отцу своему возопивший, Иисус, помилуй нас! О ты, в саду Гефсиманском от страха потом кровавым исходивший Иисус, помилуй нас/Если даже положат на лик мой больше метра жирной кладбищенской земли, все равно я буду бояться рачков, с маленькими огоньками на шее, много ночей подряд ползущих по моему холму, чтобы сказать мне: Прощай! О ты, ангелом ободренный Иисус, помилуй нас! О ты, поцелуем Иуды преданный Иисус, помилуй нас! О ты, цепями и веревками связанный Иисус, помилуй нас! О ты, учениками своими оставленный Иисус, помилуй нас! Розгой, которой обычно секут деревенских детей, трижды ударь по моему гробу, чтобы листья и цветы разлетелись во все стороны, чтобы вспугнуть живущую в них мою душу. Чтобы мое мертвое тело стало легче нести и чтобы нигде под теми, кто будет нести гроб, не провалилась густо смешанная с лепестками пионов деревенская земля. Пусть во время отпевания пришедшие проститься со мной сядут на траурные скамьи и примут от одетого в черное священника траурные облатки. Облаченный в черное причетник с большой горящей свечой преклонит колени слева от моего гроба, другие же встанут по правую сторону и, конечно же, в головах, а не в ногах смертных моих останков. О ты, пред, Анной и Киафой представший Иисус, помилуй нас! О ты, Иисус, которого ударили по правой щеке, помилуй нас! О ты, лживыми свидетелями обвиненный Иисус, помилуй нас! О ты, Иисус, от которого трижды отрекся Петр, помилуй нас! Если же я умру от сердечного приступа – так моя бабка когда-то умерла – и лопнут одновременно мои сердце и глаза, представь, что упала средняя, одна из трех капель крови, что есть в голове у каждого человека. И если мне станет хуже – смотри, Господи: вот – душа моя, вот – тело мое. Деснице твоей вверяю их, делай с ними, что угодно тебе. Затем проверь, не сбились ли перья в моей подушке в венки. Ведь ты знаешь, я часто тебе об этом рассказывал, такие белые венки из перьев, мы называли их венцы смерти, служат верным знаком скорой кончины. Проведи куском хлеба по моему лбу и кинь его дворовой собаке. Если она съест его – мне еще суждено пожить, а если нет – через несколько часов я умру, потому что смертный пот – более едкий, чем моча, что после смерти хозяина и хозяйки добавляют верным псам в молоко, чтобы, когда их спустят с цепи, могли они прыгать у могилы, выть и наконец сдохнуть. О ты, Пилатом в узилище заточенный Иисус, помилуй нас! О ты, ложно обвиненный Иисус, помилуй нас! О ты, в белых одеждах твоих осмеянный Иисус, помилуй нас! О ты, Иисус, которому предпочли убийцу Бараеву, помилуй нас! Представь себе, лишь вчера я видел тень человека без головы. Белье – был ли это мой саван? – плыло вверх по реке. Плыло постоянно, три часа подряд, пока я, беспомощный, с открытым ртом, тяжело дыша, лежал на спине и услышал сердцебиение прыгавшей по раме зеркала и пристально глядящей на меня летучей мыши. Представь себе дыру в церковной стене. Через нее дьявол пролезал внутрь, и поэтому деревенский поп вместе с прихожанами заделали ее моим черепом. Облатки опускали в чашу со святой водой и вынимали их оттуда с пуповиной Христовой. Огни фейерверка крестами рассыпались в небе. Красный вареный рак, пойманный в реке, лежал на моем перевернутом смертном ложе. Ступени бесконечной винтовой лестницы были сделаны из крышек гробов. Я видел громоотвод и терновый веночек на епископской тиаре, надетой на головку младенца Иисуса. Приди ко мне, сделай из сердца моего святое дитя, оно чисто и никто не может войти в него, кроме тебя, мой возлюбленный младенец Иисус. Моя безглавая тень втыкала верхушку распятия на длинной ручке в могилу моего рано умершего ребенка и трижды стукнула ею по гробу. На лопате могильщика медленно вращался испачканный могильной землей земной шар. Мои члены проплыли через дымоход и, собравшись воедино, начали танцевать. Они валятся, валятся, как камни на улицы. Так свалился и я. О