Готрамм положил в сумку следующий нарост, даже не подняв на логистикатора глаз.
— Сколько? — повторил он вопрос.
— Эм-м... несколько, — ответил Агрило, показывая Готрамму опустевшую сумку. — Сюда я положу новые наросты, и у нас окажется по горло ценной добычи, ее не жалко будет разделить.
— Сколько? — потребовал Готрамм, порядком раздраженный изворотливостью логистикатора.
Прежде чем Агрило успел придумать ловкий ответ, в передней части колонны послышались крики. Готрамм мигом обнажил меч, схватил пистолет и бросился к тому месту, где дорога уходила в сторону.
Основная группа удалилась от них куда сильнее, чем он ожидал. Слишком долго тянулось его секретничанье с логистикатором. Завернув за поворот, он никого не увидел, но крики не стихали: они доносились из-за следующего поворота. Капер корил себя за халатность, но его успокаивало то, что звуки, долетавшие до его слуха, не были звуками боя. Это были звуки удивления и потрясения. Возгласы восхищения, а не крики отчаяния и не панические вопли. Мчась что есть сил по тропе между зелеными стенами, он пытался вообразить, что же могло так впечатлить его собратьев-харадронцев.
За следующим поворотом Готрамм нашел ответ на свой вопрос. Тропа переходила в исполинских размеров долину, место крушения кронтанкера даже близко не могло с ней сравниться. Поверхность устилал мягкий ковер травы, что мерно колыхалась под дуновением свежего ветра. Над головой не было никакой кроны из листьев, которая закрывала бы солнце и погружала Кладбище прибыли в мрачную тень. Дуардины видели небо. Чистое, светлое и прекрасное. Это небо вселяло в Готрамма уверенность и оптимизм, в отличие от давящего и гнетущего ощущения, которое он испытывал от тусклых пятен, застрявших в обломанных ветвях и высохших лозах.
Но, какой бы воодушевляющей ни казалась небесная чистота, дуардинов привлекла не она. Все до последнего стояли, не в силах оторвать глаз от двух огромных деревьев, что росли в самом центре долины.
Одно являло собой необъятную вязь из тонких ветвей, которые спиралью уходили вверх, сплетаясь в коническую сетку. Идеально белая кора была словно свежевыпавший снег, настолько яркая, что отражавшиеся от нее солнечные лучи больно били по глазам. Ветви тянулись вверх не меньше чем на двести футов, прежде чем смениться густой золотой гривой из тяжелых листьев, которые клонились к земле и неторопливо покачивались на ветру.
Но больше всего дуардинов поразило не само белое древо, а то, что покоилось внутри гнезда из ветвей. За сетью горел ровный яркий свет, сияние, непохожее ни на что, виденное ими ранее. Когда они рассмотрели его поближе, все сравнения с эфирным золотом потускнели. Гнездо испускало настолько чистый свет, что рядом с ним даже самое дорогое и безупречное эфирное золото, когда-либо добытое Владыками Харадрона, казалось пустым, блеклым и ничтожным.
Если этот свет обнаружит те же свойства, что и эфирное золото, и если его получится извлечь... Готрамм попытался представить цену белого древа, и у него закружилась голова. Древо было не менее пятидесяти футов в диаметре, и, за исключением листвы, практически все двести футов клетки заполнял золотой свет. И не просто заполнял. Он казался плотным, горел ярко и ровно.
За спиной Готрамма словно в экстазе ахнул тоже дошедший до долины и заметивший белое древо Агрило. Готрамм посмотрел на логистикатора: по его щекам текли слезы счастья.
Зрелище захватывало и завораживало. Дуардины стояли, не в силах отвести глаз от величественного белого древа, словно увидели чудо. Другое дерево, также росшее в долине, большинство из них удостоили лишь коротким взглядом. От белого древа его отделяло примерно сто ярдов, и после созерцания того величия, которым обладало оно, второе воспринималось не более чем скромным кустарником. Однако что-то в малом дереве привлекло внимание Готрамма и про будило в нем какие-то первобытные инстинкты, призывавшие оставаться начеку.
Малое дерево было не выше десяти футов и лишь несколько футов в толщину. Кора скрюченного ствола отливала серебром. Похожие на руки скелета, острые, словно способные поцарапать небо ветки не прикрывал ни один листок. На боку ствола чернело пятно, и Готрамм подумал, что это, должно быть, след от пожара, бушевавшего здесь давным-давно. Готрамм подошел к дереву, чтобы рассмотреть его поближе, и еще по пути он начал замечать многочисленные шрамы и рытвины, уродовавшие кору. Каперу они тоже показались странно древними, края каждого пореза под действием времени и стихий сгладились и затупились, но в центре они проявлялись все так же ярко.