— Мы можем уйти в леса и жить на деревьях, — предложил Мур, жалея, что ему не хватило времени сунуть в карман костюмный термостат с батарейкой.
— Мы многое можем и, наверно, когда-нибудь так и сделаем. Думаю, со временем мы можем кончить в лесах.
— Тогда пойдем во дворец, пока время еще не вышло. Я замерз.
— Почему бы нет?
Они поднялись, направляясь в обратный путь.
— Для чего вы вообще вступили в Круг? Чтобы протащить свое недовольство через века?
— О, сынок, — поэт хлопнул Мура по плечу, — я просто аудитория в поисках представления.
После этого Муру потребовался целый час, чтобы согреться.
Автомат вежливо прокашлялся и сообщил:
— Сейчас начнется посадка на Оаху, лаборатории «Аква».
Пояс выполз Муру на колени. Мур застегнул его.
Неожиданно для себя он попросил: — Повтори последнее стихотворение из «Зубила».
— «Грядущее, не будь нетерпеливо», — объявил голос.
Когда-нибудь, быть может, — не сейчас.
В один прекрасный день, никак не раньше.
Человек — млекопитающее, возводящее монументы.
Не спрашивайте, как и для чего!
Муру припомнилось описание Луны, данное Леотой, и он чувствовал ненависть к Юнгеру все 44 секунды посадки. Он не знал точно, почему.
Он стоял у трапа «Девятки» и ждал, пока подойдет невысокий улыбающийся мужчина в пестрых тропических одеждах. Они автоматически пожали друг другу руки.
— …Очень приятно, — говорил встречавший, назвавшийся Тенгом, — и вы здесь едва ли что-нибудь узнаете из прежнего. Мы стали ломать голову, что же вам показать, сразу после звонка с Бермуд. — Мур сделал вид, что знает о звонке. — Мало кто помнит свою бывшую фирму через столько лет!
Мур улыбался, шагая в ногу с ним в сторону обрабатывающего комплекса.
— Да, стало любопытно, — соглашался Мур, — как все это теперь выглядит. Мой старый офис, лаборатория…
— Их, конечно, уже нет.
— Наша первая тандем-камера с широкотурбинными инжекторами…
— Естественно, реконструирована.
— А большие старые насосы…
— Блестящие и новые.
Мур повеселел. Солнце, которого он не видел несколько дней/лет, приятно грело спину, но еще приятнее оказалось войти в здание с кондиционерами. Была своя особая красота в функциональной компактности аппаратуры — Юнгер, возможно, назвал бы это иначе, решил он, но для Мура это была красота. Он на ходу гладил рукой кожуха устройств, в конструкции которых некогда было разбираться. Он стучал по трубопроводам и заглядывал в печи, где перерабатывалась псевдокерамика; он важно кивал и делал паузу, чтобы раскурить трубку, всякий раз, когда спутник спрашивал его мнение о какой-нибудь детали, чересчур совершенной для того, чтобы Мур мог иметь о ней собственное мнение.
Они поднимались по трапам, забирались в полости огромных резервуаров, похожие на храмы, шли коридорами, на стенах которых мелькание безмолвных огоньков отображало ход невидимых процессов. Изредка им попадались операторы у пультов аварийного управления — они смотрели телепрограммы или читали романы на своих портативных экранах. Мур пожимал руки и забывал имена.
Директор по технологиям Тенг не оказывал никакой помощи и даже был слегка загипнотизирован — тем, как молодо Мур выглядел, и тем, что именно Мур в незапамятные времена разработал основы используемого здесь процесса (и было видно, что столь же хорошо он разбирается в нынешних технологиях), — и видел в нем равного себе инженера, владеющего всеми современными знаниями. В действительности мрачное предсказание Мэри Муллен, что его профессия окажется за пределами его понимания, пока еще не совсем оправдалось, — но Мур видел, что движется в предсказанном направлении. О том же свидетельствовала и его собственная фотография, собирающая пыль в маленькой приемной, в ряду портретов покойных или удалившихся на покой предшественников Тенга.
Это острое чувство подтолкнуло его спросить: — А как вы считаете, мог бы я вернуться на свое старое место?
Голова его спутника дернулась. Мур сделал непроницаемое лицо.
— Ну… наверное… что-нибудь такое… можно попробовать придумать, — тот неловко замолчал, когда Мур улыбнулся и перевел разговор на пустяки. Было занятно увидеть внезапное оценивающее выражение на усталом лице директора — словно он впервые за все время по-настоящему увидел Мура. И страшновато…
— Да, зрелище прогресса воодушевляет, — непринужденно произнес Мур. — И пробуждает желание самому принять участие в работе. Я в этом не нуждаюсь, конечно. Однако просыпается какая-то ностальгия, когда приезжаешь через столько лет и видишь, как разрослось это казавшееся скромным предприятие — новые здания не обойдешь и за неделю, везде стоит новое оборудование и работает на полную катушку. Четко. Слаженно. Мне понравилось. Вам, я думаю, нравится здесь работать?
— Да, — выдохнул Тенг, — насколько работа вообще может нравиться… Кстати, вы не собираетесь остаться здесь на ночь? Сегодня еженедельная вечеринка сотрудников, вам будут очень рады. — Он поглядел на плоский кружок циферблата, словно приклеенный к запястью. — Собственно, там уже начали.
— Спасибо, — ответил Мур, — но меня поджимает время, нужно улетать. Мне просто захотелось подкрепить свою веру в прогресс. Благодарю вас за экскурсию и за то время, которое вы на меня потратили.
— Всегда к вашим услугам. — Тенг подвел его к роскошной комнате отдыха.
— Вы ведь не улетаете прямо сейчас, я надеюсь? У нас есть возможность здесь перекусить, и я был бы очень признателен, если бы вы позволили задать вам несколько вопросов о Круге. В частности, об условиях приема…
Всю дорогу, вокруг света до самых Бермуд, благодушно пьянея в комфортабельном салоне «Стрелы-9», в году от Рождества Христова 2078-м, Мур чувствовал, что связь времен восстановилась.
— Итак, вы хотите его иметь? — сказала/спросила Мэри Мод, осторожно выползая из своей шали.
— Да.
— Почему?
— Потому что я не разрушаю ничего из того, чем владею. Я и так владею очень немногим.
Дуайенна негромко фыркнула — возможно, от удивления. Погладила любимую собачку, словно ожидая от нее ответа.
— Плывущий по бездонному морю к далекому сказочному Востоку, — пробормотала она задумчиво, — корабль все же пытается бросить якорь. Я так и не знаю, почему. Вы можете мне сказать? Простое легкомыслие со стороны капитана? Или второго помощника?
Собачка не отвечала. Никто другой не вступил в разговор.
— Или мятежник хочет повернуть корабль назад? — продолжала она. — Вернуться домой?
Молчание оставалось ненарушенным. Но наконец:
— Я живу во множестве домов. Они измеряются часами. Каждый из них приятен…
— Но в недостаточной степени, и ни в один из них нельзя вернуться, не так ли? Позвольте мне предвосхитить ваши дальнейшие слова: «Я не собираюсь выходить замуж. Я не собираюсь покидать Круг. У меня будет мой ребенок…» — кстати, мальчик или девочка?
— Девочка.
— «У меня будет моя дочь. Я помещу ее в прекрасный дом, обеспечу ей превосходное будущее, и вернусь к Весеннему Фестивалю». — Она потерла собачку, как хрустальный шар, и сделала вид, будто смотрит сквозь зеленоватую глину. — Похожа ли я на цыганку?
— Весьма.
— И вы считаете, что это сработает?
— Не вижу причин, почему бы нет.
— Скажите, чем станет заниматься гордый отец, — осведомилась она, — сочинять дочке венок сонетов или конструировать ей механические игрушки?
— Ни то, ни другое. Он никогда об этом не узнает. Он будет спать до весны, а я нет. И она об этом тоже никогда не узнает.
— Тем хуже.
— Скажите, почему?