— А! — оживился князь. — Верно. Милот ещё трепался, будто пировал в грёзах с полуденицами да русалками, и так их прелести расписывал, аж зависть брала. А сверх того говорил, что ты, девонька, людские мысли читать умеешь. Врал или нет?
— Не мысли. Чувства.
— Всё одно. Сумеешь мои прочитать? — он хитро улыбнулся.
Вместо ответа Хельга шагнула вперёд, стягивая с руки перчатку. Маг напрягся, но она даже не посмотрела на него. Хочет князь её проверить — пускай.
Кераст протянул ладонь — жилистую, с мозолистыми пальцами, привычными и к мечу, и к перу. Хельга осторожно коснулась её, провела ногтем по линии жизни, вслушалась в чужую душу— и заговорила, глядя князю в глаза.
— Ты помнил моё имя, Кераст Яружский, — сказала она. — У тебя слишком хорошая память, чтобы забывать имена. Сейчас ты хочешь узнать, та ли я, за кого себя выдаю, а теперь смеёшься про себя: перед тобой всего лишь хитрая лиса, знающая, что и когда говорить… Тебе была бы безразлична судьба сына, не будь он единственным наследником. И всё-таки ты чувствуешь вину за то, как обошёлся с ним…
— Довольно! — князь отдёрнул руку, точно кожа Хельги вдруг раскалилась докрасна. — Хватит! Да, вижу, ты и впрямь колдунья. Хорошо. Больше испытаний не будет. Скажи мне только одно: сможешь ты вернуть Бажена в разум или нет?
— Если это будет в моих силах — да.
Князь крепко задумался. Одно дело — принимать помощь от лекарей, травниц и священников. Всё это люди известные. И совсем другое — сновидица, о которой Кераст знал только, что некогда она помогла боярину Милоту. Хельга увидела совсем немного в его душе, но достаточно, чтобы судить о ней со стороны.
— Что скажешь, Аркуд? — наконец спросил Кераст. — Верить ей?
— Хуже-то теперь уж точно не будет, — ответил боярин. — Княжич и без того что живой мертвец. Пускай колдунья лечит, а я присмотрю.
— А ты, Науз?
Маг вздохнул.
— Вряд ли от северной ведьмы будет толк, — Хельге не нужно было касаться его, чтобы прочитать в душе теурга бесконечную брезгливость и презрение к гостье. — К нам приезжало немало лекарей и все отступились, а ведь среди них были истинные мастера, по чьим книгам я изучал лекарское искусство. Если такие люди не справились, что уж говорить о сновидице, которая и свой-то ум невесть где потеряла? — он махнул рукой. — Но попытка не пытка. Аркуд правду сказал: хуже не будет.
Кераст посмотрел на северянку.
— Полгросса златников, — сказал он. — Если не вылечишь, не получишь ничего.
— Согласна.
— Тогда слушай. Бажена моего прокляли. Кто и зачем — неважно, пепел того человека давно уже рассеяли по маковому полю. Тёмных колдунов у нас сжигают, и поделом. Но сделанного не воротишь, колдун умер, а проклятие осталось. Вот Бажен и заперся в своих грёзах, носа наружу не показывает и даже говорить не хочет. Сидит целый день на постели и будто дремлет. Лекари говорили, на самом-то деле ум его никуда не пропал, просто ушёл вглубь, и теперь до него не достучаться.
Хельга слушала, думая о том, что князь снова лжёт. Очень умело, как опытный лицедей, и, наверное, в другой раз она даже не заметила бы фальши. Но желание испытать гостью сослужило Керасту плохую службу: мимолётное касание руки сновидицы раскрыло то, о чём он не хотел говорить. Князь чувствовал вину за то, что случилось с Баженом.
— Давно с ним это?
— Третий месяц пошёл.
— Тогда если ты позволишь, княже, я начну сейчас же.
— Даже не поевши с дороги? — хмыкнул Кераст. — Ну, раз ты так хочешь… Аркуд, проводи колдунью в комнату Бажена, да распорядись, чтобы приготовили всё, что ей потребуется.
Боярин наклонил голову.
Бажен жил — если это можно было назвать жизнью — в ещё одной маленькой комнате, наверху, под самой крышей терема. Единственное окно выходило во внутренний двор крепости, а единственным достоинством жилища был крепкий засов, запиравший дверь снаружи. Это правильно: ум княжича слаб и беззащитен, лакомая добыча для любого беспокойного духа, и даже странно было, как он сумел продержаться два с лишним месяца. Впрочем, дома и стены помогают.
А здесь они были единственным настоящим спасением от чужих сущностей.
Потемневшие от времени брёвна покрывала сложная узорчатая вязь — переплетение линий, замысловатых символов и фигур, образующих единый защитный круг, который не переступить никакому духу. Узор не вырезали, а нарисовали синей краской — видимо, для скорости, потому что даже самый умелый резчик провозился бы здесь несколько недель. И сам княжич, сидевший без движения на спальной лавке, носил на лбу синий рисунок: восьмиконечную звезду с хитрой буквой на каждом луче. Сновидица отметила про себя, что парень не очень-то исхудал за время болезни, хотя наверняка не мог ни есть, ни пить. Но ведь кормят же его как-то?