Андромеда не знала, что Игорю больше не нужно видеть то, что он собирается передвигать. Достаточно лишь находиться рядом и знать расположение предметов в пространстве, а уж свой дом парень знал до последнего гвоздя. Свадьба прошла так, как было надо Игорю, но лучше от всего проделанного ему, как ни странно, совершенно не стало. Напротив, он чувствовал себя дураком. Сопливым мальчишкой, который решил напакостить учительнице за то, что та поставила ему двойку по математике. Да ещё сестра расстроилась… что ж, ей даже полезно. Может, хоть что-то убедит девчонку в том, что её мать совсем не то золото, каким Дрю её считает.
Воронцов сел на ступеньку крыльца, доставая новую сигарету и любуясь лошадьми, что неторопливо скакали по лугу. Игорь не умел ездить верхом, как он ни пытался – лошадь сбрасывала его, не то потому, что он делал что-то не так, не то потому, что чувствовала в нём натуру оборотня. Ни разу так и не получилось. Стоило найти им нового хозяина.
Он и Артур уедут – Игорь с братом, не сговариваясь, решили, что ноги их не будет в «Тёмной пропасти». Андромеда любит лошадей, но ездить верхом боится. Особенно теперь, после того, что случилось с отцом. К тому же, девушка осенью уедет в РМТА, а в её отсутствие мать наверняка пустит конюшню отца на колбасу. Нет, эти создания слишком красивы. Они не заслуживают такого финала.
Игорь чиркнул зажигалкой и, выпустив из лёгких густой дым, впервые за день улыбнулся, слушая мелодичное ржание и наблюдая за грациозно идущими рысью лошадьми.
Глава 10
Суресский портал выходил параллельно в одном из самых оживлённых мест Санкт-Петербурга – на Московском вокзале. В общем-то, логично, можно затеряться в толпе, да и в толкучке на перроне никто даже внимания не обратит на человека, появившегося из ниоткуда. Но вот родители Даши, которые пришли встречать дочь, удобством это не сочли, особенно если учитывать, что на вокзале они не были уже лет восемь.
– Даша! Даша! – Маргарита Максимовна наконец отыскала в толпе свою дочь. – Да что ж такое, мы тебя обыскались! Сколько мож… Ох! – Маргарита Максимовна едва не вскрикнула, поняв, что Даша стоит на своих ногах, а не на протезах. – Это… разве такое возможно?
Уголки губ Даши дёрнулись вверх, не сдержав улыбку: девушка специально не писала родным о своей реабилитации и вот уже целый год представляла, какой будет реакция родителей на результат саламандровой мази. Сейчас не без удовольствия Даша смотрела, как шокированная мать разглядывает её обтянутые шортами ноги.
– Я даже знать не хочу, как это было.
Отец. Весь его вид говорил о том, что его тошнит от дочери. Что ж, заклятие Мамонова давным-давно отпустило.
– Мама. Папа. – Даша непринуждённо доела фруктовый лёд и, назло отцу, облизала пальцы. – Я тоже рада вас видеть. Вы получили моё письмо на зимних каникулах?
– Конечно, получили! – взвизгнула мать. – Это же ужас! Как ты могла прислать эту дрянь! Это же… а вдруг бы на почте кто-то увидел, что фотография двигается? Да журналисты бы тут же разбили у наших дверей палаточный лагерь! Скажи, ты сознательно хочешь нас опозорить?
– Нас? Нет, она не нас позорит, – процедил отец, выдёргивая у девушки из рук чемодан и толкая её в сторону выхода. – Она себя позорит. Что это была за вакханалия на фотографии? Ты посчитала это очень смешным? Ты просто выставила себя распутной девкой, прислав фото, на котором тебя лапают!
– Папа, мы танцевали! Это же всего лишь Новый год! – Даша оскорбилась настолько, что к горлу подкатил ком.
– Да-да, я уверен, что в шарашкиной конторе, в которую мы с матерью сдуру тебя отпустили, Новый год справляют оргиями и порчей имущества. Я даже представить боюсь, сколько было потрачено на ремонт потолка! Произойди такое в СПбГУ, тот недоросль давно бы вылетел из вуза, как пробка!
Даша почувствовала себя так, словно отец своими словами извалял её в помойной яме. Почти забытое чувство. Как же мерзко…
– И скажи мне на милость, что ты с собой сделала? – продолжал отчитывать девушку Сергей Петрович. – Ты почему волосы остригла? На лесбиянку стала похожа. И уши? Зачем ты проколола уши? Я же не раз говорил тебе, что на ушах есть точки, которые ни в коем случае нельзя травмировать. Это напрямую влияет на умственные способности. Да у тебя ещё и несколько серёжек? Ты хочешь стать дурочкой, а, Даша? Хотя, ты у нас и так никогда особым умом не отличалась. Как только мы с матерью перестали за тобой следить, ты тут же вырядилась, как придорожная проститутка!
Отец ещё раз, подгоняя, ощутимо толкнул Дашу в спину, и девушка почувствовала, как её оскорблённое чувство собственного достоинства понемногу начало плавиться злостью. Что они себе позволяют? Да, она очень изменилась с момента последней встречи с семьёй. Сменила причёску, переоделась и да, теперь носит серёжки; Белла лично взялась за это дело – вернее, за толстую иглу и водку, – и теперь, помимо стандартных дырок, правое Дашино ухо украшали ещё три маленьких колечка.
Родители провожали в академию девочку-инвалида с нелепыми рыжими косичками и с взглядом испуганного оленёнка; Даша, как сейчас, помнила, что уезжала из дома она в глупой розовой блузке с круглым воротничком и в чёрных школьных брюках – старики хотели, чтобы она в этом вернулась домой? «Похожа на лесбиянку» – Даше всегда казалось, что стрижка – это последнее, что может повлиять на ориентацию. И с чего это она проститутка? Покажите хоть одну проститутку в джинсовых шортах до колена, бежевой футболке с грифоном и в зелёных кедах! Так какого чёрта?!
На парковке их встретил таксист. Он открыл багажник, а Сергей Петрович стал запихивать внутрь громоздкий чемодан.
– Даже не думай появляться на людях с открытыми ногами! – процедил он девушке. – Соседи знают, что ты попала в аварию и осталась калекой, не говоря уже о прислуге. Ты не можешь разгуливать по улице вот так. Фёдора и Любови Сергеевны сейчас нет дома, но они придут часам к шести. Уж сделай одолжение, надень что-нибудь приличное.
Даша неохотно кивнула, мысленно всё же согласившись с его словами. Фёдор всегда был добр к Даше, он обязательно поинтересуется, как её дела. Экономка была неприветливой женщиной, внешне похожей на побитое молью чучело совы: она вряд ли начнёт расспросы, но Даша почему-то была уверена, что наблюдательности этой корове не занимать, а голая кожа новых ног явно бросится в глаза.
«Что ж, значит, наденем брюки. Пусть все думают, что я гуляю на протезах».
– Всем знакомым мы сказали, что ты уехала за границу, – продолжал Сергей Петрович, стоя рядом с открытым багажником. – Ты учишься на маркетолога, поняла? Не ударь в грязь лицом перед моими коллегами, если вдруг с кем-то из них повстречаешься. У вас там хоть какие-то языки преподают?
– Да. – Девушка сделала самое пофигистичное лицо, какое только могла. – Несколько, на выбор. Я учу эльфийский.
– Что ты учишь?! – у Сергея Петровича дёрнулся глаз, а довольная произведённым эффектом Даша повторила по слогам:
– Эль-фий-ский! Можно было выбрать гномий или наречие огров, но они слишком гортанные…
– Избавь меня от этого! – рыкнул Голубев, с удивлением, впрочем, осознав, что Даша его не испугалась. – Не то я не погляжу, что мы на парковке. С языками что-нибудь придумаем. И да, там же, за границей, ты проходила реабилитацию. У тебя современные протезы, ты полгода училась на них ходить. Так что постарайся не бегать по улицам, создавай хотя бы видимость нормальности.
Даша лишь хмыкнула – нормальность. Так отец называл её беспомощное состояние, когда она даже до унитаза не могла добраться самостоятельно. Нормальность. Он считал её инвалидность нормальной.
Девушку замутило от этих мыслей.
– Отец!
– Что?
– Ты хоть скажи, где я училась? – Даша больше не улыбалась. Она хотела домой, в волшебную параллель. – А то спросят, а я даже не знаю. Вдруг опять тебя опозорю.
– Не ёрничай. В Риге. В Стокгольмской школе экономики.