Игорь откинулся на спинку компьютерного кресла. Штаны были ему длинны, их пришлось подвернуть, а футболка натянулась на широких плечах, но даже в таком, казалось бы, нелепом домашнем виде парень сохранял вид серьёзный и сосредоточенный.
– Сигаретой не угостишь?
– У меня нет, не курю при родителях.
– Жаль... Всё началось с письма.
– Про него и так все знают.
– Про него никто не знает. Это не то письмо, о котором ты думаешь.
Глава 13
Это произошло весной, в начале мая, почти через три месяца после гибели Виктора Воронцова и через неделю после свадьбы Светланы Воронцовой и Андрея Кононова. В тот день Игорь решил прогулять пары и хандрил у себя в комнате, как вдруг в окно постучали. Парень приподнял голову с подушки: по стеклу стучал Пуха – почтовый филин Игоря. Умная птица ежедневно летала в почтамт, куда могли приходить письма или посылки, адресованные её хозяину. Такое бывало не часто, но сегодня у филина в наличие было что-то большое.
Игорь поднялся с кровати и распахнул окно. Филин влетел в комнату и, приземлившись на столе, протянул лапку с привязанным к ней конвертом. Игорь сначала подумал, что что-нибудь опять случилось в доме.
«Наверное, мать выкопала труп отца и теперь пишет мне о том, как она это сделала» – парень отмёл это предположение ещё до того, как взглянул на незнакомую печать.
Надпись на бумаге гласила:
«Магу Воронцову Игорю Викторовичу
от Симоронова А. М.»
Фамилия и инициалы писавшего были так же не знакомы Игорю, и он с искренним любопытством открыл конверт. Содержание письма оказалось следующим:
«Уважаемый Игорь Викторович, спешу выразить вам свои глубочайшие соболезнования по поводу гибели вашего отца. Он был необыкновенным, можно даже сказать исключительным человеком.
Перед своей смертью он составил завещание, которое было заверено мной, как его нотариусом и близким другом. По воле Виктора Германовича завещание должно быть оглашено через три месяца после его кончины. За сим прошу Вас явиться в особняк «Тёмная пропасть» 7 мая 212 года. Завещание будет оглашено в 18:00».
В академии Игорь взял отгул на неделю, сославшись на то, что хочет повидаться с сестрой – Даша помнила этот день, потому как тогда же уехал и Артур. Арти тогда сказал ей, что после скандала на свадьбе матери Андромеда никак не придёт в себя, чем подтвердил слова Игоря. На самом же деле парни просто не хотели грузить друзей ненужной информацией. Завещание: да, отцу было, что оставить, так что эта процедура вполне нормальна и – Увы! – обязательна. Хотя Игорь до последнего не собирался ехать, его уговорил брат.
Встреча дома оказалась не слишком тёплой, что, в общем-то, не удивило уже никого. Игорь держался нагло и высокомерно, Артур старался быть в тени, Светлана Воронцова – а теперь, поменяв документы, уже Кононова – всё время находилась возле своего новоявленного мужа, демонстративно не обращала внимания на пасынка, а на Игоря смотрела, как на мусор. Кононов же не сильно отсвечивал. Он мало говорил, в основном только с женой, а когда попытался поздороваться с Игорем и Артуром, Светлана быстро его одёрнула и увела в сторону. Лишь Андромеда оставалась приветливой, искренне обрадовалась появлению братьев и, кажется, даже успела помириться с матерью – они, во всяком случае, общались нормально и без неловкостей.
В 17:50 появился адвокат, Андрей Михайлович Симоронов, пожилой мужчина лет семидесяти на вид, почти лысый и очень морщинистый, но бойкий, одетый аккуратно и по старой колдовской моде – не часто теперь можно встретить на улице человека в мантии и в остроконечной шляпе. Симоронов поздоровался, выразил собравшимся соболезнования по поводу утраты, а так же поздравил Светлану и Андрея с недавним браком, пожелав им всех благ и долгого счастья в жизни. Игорь на этом моменте демонстративно и с шумом зевнул.
Ровно в 18:00 адвокат вскрыл конверт с завещанием и начал зачитывать текст собравшимся, которые в тот момент ещё не подозревали, как сильно всколыхнёт их содержимое письма.
«Спиртное – зло, мне все это говорили. Да только заглушает оно всё, что нам в нас не нравится. Страх, обиды и нерешительность. И, особенно, чувство вины. Мне казалось, что если я утоплю вину в бокале, то жить мне станет проще и легче, и радостнее, но вот мне шестьдесят шесть, тело моё всё реже меня слушается, и спиртное затопило меня окончательно. Да только вот голова моя ясна, как никогда ранее, и только сейчас я могу оглянуться назад и осознать, наконец, всё то, что натворил в своей жизни.
Я не могу винить Свету в своих бедах – я сделал её такой. Я вынудил прекрасную юную девушку покинуть семью и оставить ту жизнь, о которой она мечтала. Именно я не оставил ей выбора. Я знаю, что она никогда меня не любила, что у неё вот уже много лет есть другой мужчина. Это странно, но я даже рад за неё...»
На этом месте фыркнула, не удержавшись, уже Светлана. Адвокат же невозмутимо продолжал:
«…она заслуживала этого, и мне уже давно стоило её отпустить.
Больше всего в своей жизни я жалею о том, что причинил боль своим детям. Очень много боли, очень много горестей и разочарований. Я всегда хотел что-то поменять для них, сделать так, как было бы лучше. Попытки мои были катастрофой, именно такая попытка и привела в дом Свету и лишила Артура детства. Артур, Арти, мальчик мой, мой старший сын. Прости меня! Я был так глуп, понадеявшись на то, что смогу купить любовь женщины, которая меня презирала! Я был глуп, когда надеялся, что она сможет полюбить тебя, как своего, и заменить тебе почившую мать. Но я был так слеп от любви к этой женщине, что забыл о существовании собственного ребёнка. Прости меня, если сможешь.
Игорь. Ты всегда был смелым и отчаянным, и я так боялся, что ты будешь повторять мои ошибки! В твоих поступках, в твоём бунтарстве я видел себя, и чем старше ты становился, тем больше сходства появлялось. Я испугался, испугался того, что ты можешь от меня перенять, испугался взять на себя ответственность, поговорить с тобой и хоть как-то образумить. Прости меня за это безразличие! Прости за то, что не был тебе хорошим отцом! Прости, что жизни тебя учил не я, а сама жизнь, когда била тебя лицом о булыжники мостовой.
Андромеда, Дромеда, Дрю, моя любимая, единственная доченька. Мой светлый лучик радости, моя добрая и ласковая девочка. Какой пример мужчины я подавал тебе своими пьянками, мне просто тошно от самого себя, когда я вспоминаю, как ты вела меня до кровати едва живого от выпитого, как не ложилась спать, пока не находила меня, где бы я ни валялся в синем угаре. Я не знаю, чем заслужил эту любовь, но я так счастлив, что у меня есть такая прекрасная дочь! Если сможешь, прости своего непутёвого папку за его загулы. Если сможешь, прости.
Что бы ни было в моей жизни, что бы я ни натворил за прожитые мной годы, этого не вернуть. Остаётся только с мужеством, сняв, наконец, с глаз сивушную пелену, повернуться и встретить всё лицом к лицу. Осознать и не исправить, но, хотя бы, попытаться сгладить последствия.
Света, моя супруга. Когда я её встретил, она шла по набережной Авена в компании двух своих подруг. Такая юная, такая радостная – я поверил, что эту радость она сможет передать и мне. Но вместо этого лишь я передал ей своих демонов. Я озлобил эту чудесную женщину, я напитал её сердце жестокостью и жадностью. Больше я не хочу её терзать. Когда-то я вынудил её продаться мне за то, чтобы её родители смогли рассчитаться с долгами. Теперь я хочу освободить её. Именно поэтому я решил переписать завещание.
Дальнейшие мои слова являются не плодом алкогольных галлюцинаций и не внезапным порывом, а взвешенным и осознанным решением, заверенным в присутствии адвоката и нотариуса».