- Нум, подумай сама, своей головой. Ну если он убивает людей на расстоянии, то не все ли равно, в Магрибе наши дети или в столице?
- С гудала уже шесть лет ходит святой шейх-проповедник, - строго сказала Нум. - Никакому кафирскому колдуну не сдюжить против нашего святого!
- Нум! Ты же образованная женщина!
- Шейху служат птицы и звери! Окрестные племена одно за другим принимают веру! Шейх такие чудеса творит - ты бы видел!
Оставался последний довод:
- Ну хорошо. А если я оставлю в столице Якзана аль-Лауни?
- Якзана аль-Лауни? - она распахнула глазищи. - Ух ты... А правда, что он к тебе на доклад через зеркало приходит?
- Нум! Ты же образованная женщина!
- Ой, а правда, что Тарик...
- Нум! Я приказываю! Напиши своим родственникам... тьфу, они ж читать не умеют... словом, я приказываю вернуть моих сыновей в Баб-аз-Захаб!
- А Якзана - оставишь?
- Оставлю!
- Хорошо, я пошлю в Кайруан человека.
Слава тебе, о Всемогущий! Ты вложил в эту женщину сговорчивость!
- Абдаллах?
- Да?
- А правда, что Тарик непобедим?
- Что?!
- Ну, у нас рассказывают, что на нем заклятие: Всевышний отнял у аль-Кариа свободу, зато теперь он побеждает во всякой битве.
- Нум! Какая чушь!
- А его разбили? Хоть раз?
- Это еще ничего не значит!
- А что это значит?
- Он талантливый полководец! Ну и удачливый! Кстати, возможно, люди верят в эту легенду и его присутствие их воодушевляет - надо будет над этим подумать...
Абдаллах попытался погрузиться в размышления, когда его настигло это:
- Возьми меня с собой.
- Что?!
- Я - хочу - быть - с тобой.
Когда Нум говорила с таким мрачным упорством, у нее выпячивалась нижняя губка.
- Нет. Нет!
- Но...
- Нет! Ты боишься за детей, а сама хочешь отправиться со мной в военный поход! Нум, ты же...
- Я - хочу - быть - с тобой!!!
- Тогда жди меня в столице, Нум!
Она разрыдалась, вскочила и убежала в комнаты.
Ну вот так всегда.
Каср аль-Джунд, тот же день, некоторое время спустяГоспожа Тумал шла по краю негостеприимно-холодного, зимнего пруда. В зацветшей воде лениво помахивали хвостами толстые красные рыбины. Женщина недовольно покосилась в зеркало воды: мда, надо отказываться от плова с бараниной, эдак ни одно платье под грудью не сойдется.
А платье кахрамане, управительнице харима то есть, положено богатое. Ткань такую - желто-красную, толстую, в три слоя, поверху сплошь изузоренную, - выделывали только на государственной мануфактуре в Фустате. И только для нужд двора. Заслужить надо еще право на платье из такой ткани. И на кайму из золотой нити - в ладонь толщиной - тоже надо право заслужить. Да.
Госпожа Тумал усмехалась: ишь ты, собрались они там у себя в Большом дворе. Ишь ты собрались. "У нас дела государственной важности!" Ишь ты! Кахрамана имеет право выходить из харима и входить в харим во всякое время! На мужскую половину ходить! С открытым лицом! В город выезжать! По лавкам за покупками! В особых носилках, в особом платье, да! И плевать ей, Тумал, на всякие ихние советы государственной важности! Ишь ты! Госпожа Буран составила список нужных вещей и просьб: галийи нет уже! Запас мази из алоэ почитай что исчерпан! Арапчонка желает иметь госпожа для услуг! Подарки для факихов купить надо! Опять же жалоб сколько! И все на богомерзкую кафирскую кодлу, на хурс энтот сумеречный - хамят! Двери харима запирают, ключи уносят! Везде шныряют, всюду нос суют! Шпиёнов, понимаешь, ищут! Дурачье - шпиёны им на женской половине привиделись! Да они сами шпиёны, это ж по роже видно, рожи одна другой поганее, все как один на мертвеца похожие, бледномордые твари аураннские, тьфу! Один огрызнулся - Акио его, что ль, звали? Ну что за имя такое собачье, Акио, тьфу, его Азимом, как человека прозвали, ан нет, не отзывается на Азима, - так она велела палкой бить. Чтобы впредь не огрызался, сволочь неверная. А сегодня другой такой же, ну чисто утопленник бледностью, аж синюшный весь, не пустить ее пытался в Большой двор - а-га... Совет там, понимашь, у них. Так она на него как гаркнула в том смысле, что пусть дружка своего спросит, как спина после пятидесяти палок чешется, прям отпихнула и во двор вошла! И еще прям по картам энтим ихним дурацким протопала и прям на подушку села, рядом с вазиром этим новым ихним. Тоже мне вазир, ни бороды, ни живота, мальчишка-молокосос, выскочка. Куда такому тайной стражей ведать? Госпожа Буран так и сказала: "эээ, у него еще мозгов нет, мозги человек к пятидесяти приобретает! Где борода - там и ум!". Да. И вазир этот ей, главно дело: вы извините-подвиньтесь, мы щас про алоэ с арапчатами решать не можем, у нас тут дела государственной важности, судьба, понимашь, аш-Шарийа, решается. Да-да-да. А как певичку незнамо от кого брюхатую привезти к халифу в харим - это у них дела неважные, да. Ладно, сказала она, я уж трех факихов пригласила, они уж там разберутся, когда Арву энту камнями нужно бить и где. Плюнула прям в карты ихние и пошла - обратно в харим, чего уж там, поздно в город-то уже. Тоже мне государственные мужи-военачальнички, смешно смотреть. Один парс, другой бедуин, третий старикашка - ни одного знатного приличного человека, тьфу. Нерегиля, правда, она не увидела - а страсть как любопытно было посмотреть. Ну и шейха из ар-Русафа тоже не было - и что теперь сказать госпоже? Она ж с нее, с Тумал, шкуру спустит за то, что нечего рассказать-то. Ну ладно, расскажем, как новый вазир одет был. Говорят, кобель - каких свет не видывал. Тут давеча имущество казненных мятежников распродавали - так он накупил девчонок, чуть не с дюжину. Ох, кобель, ох, кобель... знаем, как судьбу аш-Шарийа ты решаешь, все больше зеббом девкам между ног тыкаясь...
Сопя и поправляя на груди края платья, управительница вступила в Малый двор.
Подумала-подумала, да и свернула в комнаты госпожи Зубейды. Умм Муса, вторая кахрамана, в последнее время сидела там подолгу - а с чего бы? А и правильно, с другой-то стороны, там спокойнее. Ситт-Зубейда - она женщина строгая, но справедливая. Сумеречников к себе в комнаты мать покойного халифа не пускала: так и сказала, что плевать ей, человек перед ней или нет, а мужику при зеббе на ее ковры не ступить. А то ишь чо придумали: мол, ежели у аль-самийа из хурс контракт и в ём запрещено непотребное, так они, мол, контракт подписамши прям и глазом в сторону женской жопы или там сисек не стрельнут. Ага, как же. Мужик - он и есть мужик, будь он трижды с утопленной мордой.
Войдя в приемную, Тумал милостиво позволила снять с себя туфли. Ее тут же подхватили под руки и отвели в следующую комнату. Плюхнувшись на подушки, кахрамана с наслаждением вытянула ноги. Две девчонки тут же принялись разминать ей ступни. Хорошие пальчики, сильные, даже сквозь зимние шерстяные чулки чувствуются.
- Мир тебе, сестрица.
И Умм Муса мягко опустилась по ту сторону чайного столика. Поскольку столик вдвинули под правый локоть - над ногами все еще трудились девочки - Тумал пришлось аж вывернуть шею, чтоб туда посмотреть. В последнее время под затылком и в спине побаливало, да и в голове шумело, когда шею-то поворачиваешь.
- И тебе мир от Всевышнего, сестрица. Как Матушка?
- Нездоровится госпоже. Горе ее точит и мучает.
Тумал понимающе покивала. Сипнув, потянула из пиалы горячий чай. Заела кусочком пахлавы. Вытирая липкие руки о платок, снова покивала. Ну да, горе-то, горе-то какое. Эмир верующих лишил своего благоволения принца Ибрахима! Говорили, что госпожа Зубейда аж места себе не находит с того страшного дня, как обвиненных в заговоре в саду за залом приемов Умм-Касра прикопали. В другой дворец после того переехали - а что ж, жить, что ли, с таким садом? Принца Всевышний избавил от страшной смерти - вроде как Ибрахим аль-Махди припозднился, а уж у причала нужные люди об опасности предупредили. Но не вечно же ему скрываться от халифского гнева?