Шум сразу утих, и дорога освободилась. Малыши пошли позади, вполголоса спрашивая:
— Кто это сказал? Зачем это?..
Но ребятам было не до них. Они смотрели на стрелку, решительно прыгнувшую к идущей навстречу толстенной тёте.
— Поправка! — орал прибор. — Цель — двенадцать метров! Поправка — цель десять метров!
Толстая тётя с опаской обошла кладоискатель и услышала:
— Цель рядом! Цель рядом!
— Тьфу, — плюнула она, — нашли, к чему радио приделать! Тьфу!
— Бежим, — шепнул Костя.
Прошли восьмую линию, потом девятую — аппарат молчал. Андрюшка, волоча ноги, тянулся в трёх шагах позади Кости. И вдруг…
— Цуцик! — завопил Андрюшка. — Мой Цуцик!
Костя остановился и оглянулся. Андрюшка с сияющим лицом глядел в конец улицы:
— Вон, вон за собакой побежал… я… я сейчас, Костя. — И он помчался, крича — Цуцик! Цуцик! На! На… на!
В первую минуту Косте захотелось плюнуть на всё, забросить прибор в канаву, а самому пойти домой.
Но это только одну минутку. Он вытер ладонью мокрое от пота лицо и ещё крепче сжал ручки кладоискателя.
Вот и десятая линия. На улице проблёскивает витриной продовольственный магазин. Двери раскрыты настежь. Народу— негде яблоку упасть.
— Цель — десять метров. Цель — десять метров, — проговорил кладоискатель сиплым тихим голосом.
Костя даже вздрогнул от неожиданности. Стрелка показывала на раскрытые двери магазина. Прибор повторил ещё более хрипло, и Косте показалось, что жалобно:
— Цель — десять метров. Цель — девять метров.
— Выдохся! — Костя в испуге встряхнул аппарат. Тот прошипел еле слышно:
— Смените ба-та-ре-ю…
Что-то щёлкнуло, тихо прозвенело и умолкло.
А если Плотичкина в магазине? Может, войти и крикнуть:
— Тётя Плотичкина!
Нет, как-то стыдно кричать.
Костя вытащил карточку Плотичкиной. На обороте крупным круглым почерком было написано:
«Сашуре от Машуры на вечную память».
— Дружат, а поссорились, — подумал Костя. — Вот так и я с Андрюшкой.
Он втиснулся в толпу.
И сразу же кладоискатель зацепился за чью-то юбку. И началось:
— Куда? Куда?..
— Бабоньки, юбку порвал, как есть порвал!
— Я нечаянно, — тихо сказал Костя, порываясь вперёд, но чья-то сильная рука вцепилась в его плечо:
— Стой, мальчик. Тут очередь. Постарше тебя стоят.
— Да я не покупать. Я тётю ищу.
Рука разжалась, и Костя нырнул в глубь толпы, чиркнув кого-то по ногам кладоискателем.
— Ай, капрон! — пискнула девчонка.
И вдруг Костя увидел долгожданные круглые щёки и соломенную копну на голове.
— Тётя Машура!!! — отчаянно закричал он. — Я к вам! От Оглоблина!
Плотичкина так покраснела, что стала похожа на спелый помидор:
— Ты ко мне, мальчик?
Они с трудом выбрались из магазина.
— Состязание завтра, тётя Машура! Завтра! — торопливо говорил Костя. — Меня Оглоблин послал за вами…
Тут они увидели Андрюшку. Он тащил на длинной верёвке упирающегося чёрного щенка.
— Вот, — сказал Костя, кивнув в сторону Андрюшки, — остальное он объяснит. А мне пора.
И зашагал к дому.
KUZI A SUCCINUS
1
Покупка
Толстый румяный старик вошёл в ювелирный магазин «Самоцветы». Равнодушно миновав прилавок с золотыми часами, обручальными кольцами и браслетами, он остановился у витрины «Изделия из янтаря» и, близоруко щурясь, почти касаясь носом стекла, стал долго и внимательно рассматривать блестящие безделушки.
— Здравствуйте, Никодим Эрастович! — поклонился ему продавец. — Давно, давно вас не видно.
— Здравствуйте, здравствуйте, — приподняв широкополую выгоревшую шляпу, отозвался старик. — Я уже кончаю читать курс, перебрался на дачу… Есть что-нибудь интересное?
— Кое-что. Недавно умер один крупный коллекционер янтаря. Свою коллекцию он завещал государству. Художественные ценности пошли в музей, а прочее к нам. Пройдите, пожалуйста, сюда. — Он подвёл старого покупателя к застеклённому шкафу. На узких полочках, подсвеченные электрическими лампочками, лежали фигурки из янтаря. — Вот, — показывал продавец, — брошь с паучком, шарик с козявочкой…
— Это не козявочка, а комар. — Старик неразборчиво назвал комара по-латыни. — А вот паучка дайте посмотреть.
— Пожалуйста, смотрите, выбирайте…
Учёный несколько минут рассматривал заключённого в янтарь паучка. Поворачивал его и так, и этак.
— Нет, — наконец сказал он, — этот паучок, дорогой мой, занесен во все каталоги. Может, ещё что есть?
— Жаль, но… — продавец развёл руками, — с козявками… виноват, с комариками больше нет ничего.
Старик обвёл глазами полку. Вдруг его белые кустистые брови поползли вверх:
— А что это за яйцо?
— Яйцо? — продавец вытянул шею. — Ах, это! Пожалуйста!
Предмет, заинтересовавший старика, был отшлифован в форме груши.
— Тёмный, ох какой тёмный, — говорил Никодим Эрастович, поднося «грушу» к лампочке. — Прямо-таки крепкий чай по цвету. А что внутри?
Внутри «груши» что-то белело.
— Напоминает рыбную сосиску, — сказал продавец и смутился.
— Сосиску?
— Ну да. Знаете, иногда бывают в продаже такие белые сосиски?
— Нет, не знаю, — с искренним удивлением ответил старик. — Но триста миллионов лет назад никто не делал сосисок: ни мясных, ни рыбных. Что же это такое?
— Вам лучше знать, — скромно ответил продавец, — вы человек учёный.
Никодим Эрастович молчал. Он думал.
— Разрешите выписать чек? — спросил продавец.
— Чек?
— Да, чек. Десять рублей сорок пять копеек.
Учёный уплатил деньги, положил в портфель покупку и, вежливо приподняв шляпу, вышел на улицу.
— Кто это? — спросил продавца заведующий магазином.
— Профессор Тулумбасов.
2
Что же это такое?
Никодим Эрастович сидел в вагоне электрички и, прижимая портфель, сгорал от любопытства и нетерпения.
«Что же это может быть? — снова и снова задавал он себе вопрос. — Початок растения каменноугольной эпохи? А что, если это просто пустота в янтаре, пузырёк воздуха? Но тогда интересно „изловить“ этот пузырёк и, сделав анализы, узнать состав атмосферы нашей планеты в далёком прошлом. Но можно ли сделать анализ с таким маленьким количеством воздуха?»
Он был так погружён в размышления, что, протянув контролёру сезонный билет, громко сказал:
— Это, конечно, яйцо прямокрылого!..
Контролёр не удивился: мало ли что может присниться старому человеку. Он усмехнулся и прошёл дальше, напомнив:
— Не проспите своей станции, гражданин!
Каждое лето Тулумбасов проводил в посёлке Ольховка. У него была маленькая дачка с участком, заросшим крапивой. Косить траву и делать клумбы профессор не хотел. Ему больше по душе было видеть под окном, как он говорил, «крохотный заповедник». Никодим Эрастович никогда не был женат, и его немудрящее хозяйство вела племянница Мария Семёновна, или проще Мара. Это была очень строгая особа, и старик её побаивался.
«Как бы не влетело за покупку, — подумал он, шагая по песчаной дорожке. — Всё-таки десять рублей с копейками… Пожалуй, ничего не скажу ей об янтаре».
— Дядя Дима! Опять ты задержался! Мой руки и иди обедать! — услышал он, едва ступив на порог.
— Я сейчас, Мара. Только портфель занесу в лабораторию, — поспешил ответить профессор, бочком пробираясь в свою комнату.
Лабораторией Никодим Эрастович называл свой кабинет. Эта маленькая комната была загромождена террариумами, аквариумами, садками и цветочными горшками. На письменном столе блистал медью микроскоп в окружении станочков для препарирования насекомых.