— Лежать! Лицом вниз, быстро, все! Лежать! — И я выстрелил еще раз. Это было неправильно, хашишинов нельзя было пугать, потому что они начали обороняться. Все трое метнули ножи: двое в Гошу, один в меня. Я успел увернуться, сзади послышался звон бутылок, а Гоша качнулся и стал падать. Арабы замерли, ожидая результата, а я медлил, помня наказ в людей не стрелять. Длилась немая сцена секунды три. Марков свалился, и терять мне стало нечего. Я поднял ствол и нажал на спуск. Повалились сразу двое. Мощная «токаревская» пуля со стальным сердечником пробила навылет араба и застряла в животе стоявшего за ним фидаина. Я впервые стрелял по живым людям. Оказалось, ничего страшного. «Одним выстрелом двоих», — мелькнуло в голове, когда я нажал еще раз. Рванувшийся ко мне хашишин нелепо подпрыгнул и упал, ухватившись за грудь.
Наступила тишина, пахло порохом. На столе запиликал мобильник.
«Это может быть испанец», — подумал я и шагнул к столу. Арабы, словно по команде, начали стонать. Мой «крестничек» вроде оправился, но я наставил на него пушку, продолжая отступать к столу. Араб испепелял меня ненавидящим взглядом. Гоша же был какой-то неживой. Один кинжал торчал у него из груди где-то на уровне сердца, а второй был стиснут в окровавленном кулаке. Остекленевшие глаза Самурая уставились в потолок.
— Зачем мне бокс и каратэ, когда в кармане есть тэ-тэ? — Я опустил дымящийся ствол и виновато по косился на тело друга: — Прости, Гоша. Мобильник продолжал бренчать. Я взял трубку. — Алло.
— Здравствуйте, — кто-то говорил с явным акцентом, медленно и тягуче. — Георгия Борисовича позовите, пожалуйста.
— Перезвоните попозже, — ответил я, выключил трубку и положил ее в карман. Беседовать было некогда. — Лежи, сука, — сказал я арабу и добавил: — Твой мулла ишак сыктым, понял?
Не знаю, что он там понял из моего лингвистического изыска, но не двигался, уверенный, что я буду стрелять. А сам я уже не был в этом уверен. Но фидаином — «жертвующим своей жизнью» — он оказался хреновым и жертвовать, в отличие от своих товарищей, не торопился.
Оказавшись на улице, я дал деру. Что-что, а свой родной город я знаю хорошо. Домой было нельзя, но отсидеться где-то необходимо. И я направился к Ире, благо номер квартиры ее знал. Ирка оказалась на месте и, к счастью, без мамы. По дороге я купил торт, шампанское, букет цветов и вполне достойно сымитировал заход в гости. Свои эмоции я постарался забить на самое дно души.
Испанец позвонил спустя час. Я непринужденно достал из кармана трубу и нажал кнопку вызова.
— Алло.
— Позовите Георгия Борисовича, пожалуйста, произнес человек, явно узнавший мой голос. — Это Франсиско Мигель Аугустинторено де Мегиддельяр.
Я несколько ошалел, услышав полное имя своего делового партнера.
— Вы можете говорить со мной, — ответил я, об думывая каждое слово, чтобы не пугать сидящую рядом Ирку. — У меня есть интересующие вас э-э... предметы, а Георгий Борисович неудачно встретился с арабами.
— С ассассинами? — встревоженно уточнил голос.
— Да, к сожалению. Поэтому я буду один. Где мы можем пересечься?
— За вами заедут, — любезно сообщил де Мегиддельяр.
— У вас, кажется, тревожная обстановка.
— Немного.
— У вас будет машина и охрана. Черный «Мерседес-300», номер триста тридцать семь. Назовите, куда ехать. Я сообщил адрес, и мы распрощались.
— У меня тут небольшие дела. — Я улыбнулся Ире, которая тотчас же прониклась ко мне глубочайшим вниманием, ибо запах денег пробуждает в человеке желание быть максимально любезным с потенциальным спонсором. — Сейчас за мной заедут, но я скоро вернусь. Не возражаешь?
— Приезжай, я буду ждать. Я так тебя люблю. Ты мне нравишься...
Последние слова она прошептала, томно припадая к моим губам. Но, видит Бог, мне было искренне на нее плевать.
Черный «мерсюк» де Мегиддельяра остановился точно у Иркиного парадного. Я быстро спустился во двор, помахал на прощание ручкой и сел в машину.
Открывший мне дверцу шофер был амбалом почта в сажень ростом, и я бы не удивился, узнав, что по утрам вместо гири он упражняется с двуручным мечом. Почему-то я вдруг поверил, что вижу перед собой современного рыцаря.
Фирма «Аламос», как гласила табличка у входа, помещалась на Миллионной улице среди подобных ей представительств иностранных фирм. Возможно, здесь занимались и коммерцией, но, судя по телосложению встретившихся в офисе служащих, фирме более приличествовали охранные функции. Что поделать, все меняется. Современный рыцарский орден — контора вроде офиса крупной торговой фирмы, и рыцари вовсе не галантные кавалеры в сверкающих доспехах, преклоняющие колено перед анемичной дамой, а хорошо подготовленные бойцы в пиджачных костюмах, с пистолетом вместо меча. Сам сеньор Франсиско Мигель де Мегиддельяр оказался высоким плотным человеком с седыми волосами и пышными ухоженными усами. В отличие от немцев, де Мегиддельяру не нужен был эксперт. Он сам осмотрел артефакты и остался доволен.
— Несомненно, это те самые предметы, — заявил де Мегиддельяр. — Я чувствую, как от них исходит... — он помедлил, — исходит сила. Вы в курсе, что это за вещи?
— Немного, — ответил я.
— Это очень важные исмаилитские реликвии, без которых невозможно полноценное возрождение секты ассассинов, поэтому нежелательно, чтобы они попали к ним в руки. Мы готовы их выкупить, но на данный момент у нас нет суммы, которую вы хотите, и мы просим вас подождать немного. Хорошо?
— Да, — кивнул я. — Подожду.
— Пожалуйста, — взор де Мегиддельяра смягчился, — я взываю к вам как христианин к христианину. Вы понимаете, как важно не допустить попадание к ассассинам реликвий их секты. У них уже есть перстень, но без всех трех вещей Ага-хан не войдет в силу. Ассассинам нужен новый великий вождь, каким был Хасан ас-Сабах. Его появление очень опасно, особенно в условиях современного вооружения. Ислам стремится распространить свое влияние на весь мир, а с реабилитацией исмаилитами ассассинов — их «меча» — жизни миллионов мирных христиан окажутся под угрозой. Если предметы попадут к нам, мы сумеем навсегда их спрятать. — Почему бы их просто не уничтожить?
— Такие вещи, — медленно, разделяя слова, словно втолковывая прописные истины несмышленому ребенку, объяснил мне де Мегиддельяр, — не уничтожают. Они по-своему живые, и таких заслуженных реликвий в мире немного. Такие вещи мы называем Предметами Влияния, потому что они воздействуют на человека, обладающего ими. Они воздействуют по-разному. Согласно легендам, перстень усиливает разум, браслет — волю, а кинжал есть выражение самой доктрины секты — террора. Хасан ас-Сабах обнажал его только перед началом войны, чтобы призвать ассассинов на бой. Им же он убил двух своих сыновей. Этот кинжал внушает ужас, а когда он полностью извлекается из ножен, любой, в ком течет кровь первых фидаийюнов, чувствует это.
Звучало все это жутковато. И слово, произнесенное со знанием арабского языка, и легенда, и сама идея. Я вспомнил гибрида Валеру, зачарованно оглядывающего стол. Не золото искал он там, и, услышав рассказ де Мегиддельяра, я понял это с поразительной ясностью. А потом Валера взял оружие и пошел отвоевывать личные вещи вождя. Может быть, даже бессознательно — его звал долг. И фидаины, идущие за нами по следу, тоже чувствуют близость святыни. Афанасьев был как никогда прав, утверждая, что ножны — это защитный экран. Да и не нашли эти вещи раньше нас потому, что они были в ларце, надежно укрытые последними хранителями. Но четыре идиота влезли не в свое дело, и теперь трое из них убиты, а четвертый пока еще жив. По счастливой случайности. И этот идиот — я.
— Мы учитываем ваши интересы, — вежливо продолжил сеньор де Мегиддельяр, — и понимаем, что вы не член ордена. Однако осмелюсь предложить вам поместить предметы на хранение в сейф любого петербургского банка, а еще лучше — передать их мне, приняв взамен вексель, погашение которого состоится в течение ближайших дней. Нужно время, чтобы договориться с руководством ордена в Мадриде, получить деньги и превратить их в наличные.