— Я оставлю его тебе, — сказал Каганович. — Подумай, посмотри пока что. Только уж не ныряй с ним, пожалуйста. Да и без него лучше тебе не нырять… И ещё кое-что есть для тебя.
Олигарх достал из кейса фотографию и держал её, повернув изображением к себе.
— Я нашёл в России одного человека. Тебе будет интересно.
Владимир не мог увидеть обратной стороны фотографии, но сразу понял, что на ней — Женя, его Женечка, потерянная три года назад.
— Хочешь меня шантажировать её жизнью? Сильный козырь.
— Владимир Иванович! Ты, прости меня, сволочь. Я поднимаю на ноги половину Сибири, бросаю все дела, ищу, — и нахожу! Заметь, только для того, чтобы ты успокоился, чтобы ничего не тянуло за душу. А ты обвиняешь меня в примитивном шантаже!
— Где она?
— Евгения Александровна живет в Красноярске. Если хочешь, я сейчас позвоню, — олигарх достал из кармана брюк мобильник, — и через восемь часов она будет здесь, на яхте. Быстрее не могу, я же не Хоттабыч, а всего лишь Каганович.
— Да, я хочу её видеть.
— Нет проблем. Только реши, как тебе её доставить — с мужем, с ребёнком? Или одну?
— Что? У неё муж? Ребёнок?…
— Да. Смотри. А я, пожалуй, пойду. Если что нужно будет — зови.
Каганович аккуратно положил на стол фотографию и исчез. Владимир опустил глаза и никак не мог заставить себя посмотреть на чужое счастье, которое когда-то принадлежало только ему.
* * *Женя появилась в его жизни восемь лет назад, после больницы. В больнице ему было плохо, настолько плохо, что не запомнилось ничего. Бред спутался с реальностью, душа расставалась с телом… А когда внезапно выздоровел, тут же ушел домой, не взяв даже больничный. Да он и не был нужен. Тогда Владимир, двадцатипятилетний выпускник университета, работал ночным сторожем в детском саду. Платили копейки, но и не спрашивали ничего.
Это был грустный эпизод в его биографии. Молодой крепкий парень, программист, подцепил клещевой энцефалит, а после него — какое-то хитрое воспаление мозга. Отец его, Иван Владимирович Калинин, на волне перестройки сделал политическую карьеру областного масштаба, стал депутатом, планировал для сына блестящее будущее. И тут эта болезнь… Владимир часто бредил, заговаривался. Тогда они с отцом разъехались. Депутат получил служебную квартиру, все силы бросил на её приватизацию. Сыну, правда, помог: оставил свое жильё, устроил в детский сад сторожем, иногда подкидывал денег. Но — сторонился.
Владимир стал изгоем. Друзья растворились, при случайных встречах старались не замечать. Знакомые девушки разбежались, как от чумы. Он всё больше погружался в себя, ходил по ночам на работу, днём — в магазин, а в остальное время лежал на диване в пустой тёмной квартире и ни о чём не думал.
Так прошло полгода. Была зима, февраль. Серое небо висело низко над городом, Владимир шёл своим обычным маршрутом с работы домой, и глядел под ноги.
— Эй ты, длинный! — окликнули вдруг его.
Он добавил ходу, не оглядываясь.
— Стой, уродина, кому сказали! — Сзади схватили за плечо, развернули. — Куда бежишь, чмо?
Владимир увидел перед собой двух парней. Им что-то было нужно от него, но что, он не мог понять. Улыбнулся в ответ.
— Что ты лыбу давишь, козёл?
Последовало несколько ударов по лицу, в живот, в грудь. Его обшарили, вытащили из карманов деньги и телефон. И прицельно, точно треснули в челюсть.
В голове что-то вспыхнуло. Он, кажется, упал, потом поднялся, но не мог понять, где находится, потому что всё вокруг стало полупрозрачным — и дома, и машины, и земля под ногами превратились в контуры. Всё растворилось, смешалось. Владимир видел сквозь стены, сквозь людей, сквозь землю, и это было так страшно, так непривычно, что он отключился. Пришёл в себя уже в больнице. Ему сообщили, что целую неделю он находился между жизнью и смертью, но сегодня, кажется, температура спала и дело пошло на поправку.
Потом он отлёживался дома. Отец не приезжал, был очень занят: шла очередная предвыборная кампания. А через пару дней явилась неожиданная гостья — медсестра. Сказала, что её прислали из больницы, полагается провести осмотр. Достала из сумочки фонендоскоп. Владимир оголил торс, дал себя прослушать. Ему и в голову не пришло, что слушают врачи, но никак не медсёстры… Она водила по его груди холодным кружком, прислушиваясь к дыханию, и вдруг начала гладить его ладонью и совершенно по-детски разревелась: «Я так боялась, что ты умрёшь!..»
Само собой, плачущую девушку нужно было успокоить. Владимир приобнял её, уткнулся носом в её волосы, вдохнул её запах и неожиданно завёлся. Всё полетело кувырком: одежда, медицинские штуковинки, подушки… Они оказались на диване, он подмял её под себя, поражаясь тому, какое горячее у неё тело, какая маленькая, белая грудь, какая она податливая и гибкая. В самый последний момент девушка тоненько вскрикнула, но не оттолкнула его, наоборот, прижалась к нему отчаянно, отказываясь от себя полностью, доверяясь так, что у него непривычно ёкнуло сердце.