— Я же сказала, праздник, никого не принимаю, — сердито повторила она и вдруг застыла, увидев Владимира.
— Извините, я только хотел спросить…
Женщина какое-то время молча смотрела на него и вдруг побледнела, закатила глаза и тяжело осела на пол. Владимир бросился к ней и едва успел поймать её голову, чтобы не ударилась о стену.
— Что с вами? Вы слышите меня? Вам плохо?
Кажется, это был эпилептический припадок. Женщину колотила крупная дрожь, руки и ноги судорожно били по ламинату, зубы скрипели, на губах выступила пена. Владимир обхватил её за плечи и держал, чтобы не билась головой об пол, но ничего другого предпринять не мог. Через пару минут судороги сошли на нет, стиснутые зубы разжались. Владимир достал из кармана носовой платок, вытер лицо женщины, поднял её и понёс в комнату. Осторожно положил на диван, поправил распахнувшийся халат. Осмотрелся, нашёл плед, укутал её и сел рядом.
Это, несомненно, была та самая внучка Маша. Лицо почти европейское, только скулы чуть шире, чем полагается, и кожа чуть смуглее. Про пьянство, кажется, не соврала бабулька. В доме стоял тяжёлый запах перегара, табачного дыма, немытой посуды. Не было в этом доме уюта, тепла, мира. «У неё нет детей», — догадался Владимир.
Посидев минут пять около задремавшей хозяйки, он потихоньку ушёл на кухню, снял куртку, включил свет и стал наводить порядок. Собрал посуду со стола, загрузил в мойку. Включил воду. В шкафчике щёлкнуло, и тихонько загудел бойлер. «Во, тёпленькая пошла». Посуды была гора, но он теперь мог не торопиться. Когда всё было вымыто и протёрто, заглянул в холодильник. Там оказалось полно продуктов, видимо, их привозили благодарные пациенты. Владимир разобрался и тут: выплеснул из банки скисшее молоко, выбросил заплесневевшую колбасу. Нашел консервы, сыр, пакет с яблоками. Взялся готовить ужин — тем более что за окнами совсем стемнело, и деваться ему теперь было некуда.
Он возился с каким-то тайным удовольствием, и хотя кулинарных способностей не имел, всё же был старым холостяком, способным приготовить ужин из чего угодно. Сварил макароны, ошпарил их кипятком, высыпал на сковородку вместе с банкой тушёнки. Настрогал капусты в салатник, добавил немножко яблок, брызнул сверху маслом. Вскипятил чайник. Расставил на столе тарелки, разложил вилки — не слишком красиво, не в ресторане, но уж как получилось…
Маша появилась неслышно. Чуть кашлянула, чтобы привлечь его внимание. Владимир обернулся:
— Это вы? Вам лучше?
— Я знаю тебя, — ответила женщина.
— Нет, я не Хабенский. Я из института, собираю старые сказки. Искал вот вашу бабушку… Это ведь её звали Кубакай Бакматовна?
— Я знаю тебя, ты — Лаймыр.
* * *Каганович отдал распоряжения насчет Яфы. Она получила должность в новой партии, само собой, безответственную, только для прикрытия. Ей выделили кабинет на одном этаже с кабинетом олигарха, выдали кредитку с авансом, симку с корпоративным номером и магнитный брелок — ключ от номера в гостинице.
— Яфа, надеюсь, мы серьёзно работаем. Если хочешь бежать — беги прямо сейчас, я справлюсь и без тебя. А уж если остаёшься — выполняй все правила. Первое: телефон не отключать и не терять. Как только отключишь, тут же выезжает группа, выбивает двери, вяжет всех и переводит на другой режим. Это будет жёстко и неприятно, предупреждаю. Второе правило: пока ты тут, работаешь только на меня. Никаких контактов с прежними боссами. Отработаем договор до конца — вот тогда пожалуйста.
Её привезли в гостиницу. Проводили до дверей номера и пожелали весело встретить Новый год. Каганович всё же мстил, по мелочи, но мстил…
Но она и не рассчитывала на праздник, когда летела в Москву по заданию руководства. Не рассчитывала даже остаться живой. Она прекрасно знала, что речь идёт о слишком больших деньгах. Около таких денег выжить нельзя.
Яфа не боялась. Когда она первый раз услышала о «русском Владимире» и о возможности найти Менору, она сразу поняла, что это её шанс. Что может совершить обычный современный человек, изнеженный комфортом, охраняемый законами? Вся жизнь его расписана: памперсы, школа, колледж, работа, дом, дети, опять работа, внуки, болезни, смерть. Что остаётся от нас? Ничего. Но если вернуть миру драгоценную реликвию и вместе с ней вернуть Бога… Ради этого можно умереть, хотя бы и в страшных муках.
Яфа включила телевизор. Приближалась полночь, и по всем российским каналам шла бестолковая разноцветная мишура: истошно шутили, надрывно пели, натужно улыбались. Ни искренности, ни настоящего юмора, ни одного честного, прямого взгляда. Какие-то потные, суетящиеся людишки… Господи, как тяжело больна эта страна, как ей нужен Бог! Они не понимают, думают, что у них есть свой Бог, а у них нет ничего, и у нас нет, он вообще один, и найти его ещё только предстоит…