Эстер. Мне страшно и подумать, что было бы, где бы я была сейчас, не явись ты в тот вечер…
Беня. Не смей больше так говорить. Это — нонсенс. Умереть — не фокус, не геройство. Геройство — жить и бороться за жизнь. Жизнь, Эстер, — это борьба, тяжелая борьба! (Берет ее за руки.) Жизнь — это…
Тихо открывается наружная дверь и появляется Башева. Она несет с рынка большую корзину. Увидев, что Беня держит Эстер за руки, она роняет корзину, и на пол валятся все ее покупки, катятся картофелины, репки, луковицы и прочая зелень.
Башева (делает вид, будто ничего не заметила). Вот я вам и принесла, вот оно и лежит. (Наклоняется, собирает рассыпанное.)
Беня (бросается к ней, помогает собирать). Я вам помогу, тетушка!
Башева. Спасибо. Зачем тебе утруждаться? (Собирает.)
Беня. Нэвермайнд![69] Я моложе вас. (Собирает.)
Башева (поднимается с полу. Все собрано. Притворяется, будто только сейчас увидела Эстер). Скажи на милость, ты тоже здесь, Эстерл? Ты принесла Бене чай? Такой бы мне слиток золота с пришествием мессии, как, идя сюда, я подумала: кто же там, дома, догадается подать моему племяннику стакан чаю? Оказывается, родная кровь не чужая… Где, думаете вы, дети, провела я целое утро? Стояла и беседовала с женщинами. Их было много. Бабы любят поболтать. Каждая меня останавливает: «Доброе утро, добрый день… С гостем вас… У вас гость из Америки?! Сын вашей сестры?! Что он делает?.. Как он поживает?.. Правду ли говорят, что он нашел там клад?..»
Беня (смеется). Ну? И что вы на это отвечаете, тетя?
Башева. Представь себе, я знаю, что ответить. Ты думаешь, я в самом деле то, чем твой дядя меня считает? (К Эстер.) Возьми все это, доченька, и отнеси на кухню. Я сейчас тоже приду туда. Скажи Зелде, пусть затопит печь.
Эстер уходит. Башева принимается застилать кровать, вздыхает.
Беня. Вы, может, присели бы на минуту, мы поговорили бы? С тех пор как я здесь, вот уже почти неделя, я еще ни разу толком не говорил с вами.
Башева. О чем же ты хочешь со мной говорить? Опять об этом кладе? Ох уж этот мне клад, — не покарал бы бог мой грешный язык!.. (Продолжает застилать кровать.) Что ты знаешь? Сколько горя на меня тут навалилось! С тех пор как началась эта кутерьма с кладом, не знаю, что и сталось с твоим дядей… Всюду ему мерещатся враги, чудится, что весь мир завидует нашему сватовству…
Беня (смеется). Завидуют сватовству!..
Башева. Тебе этого не понять, не понять! Говорю тебе, я крепче камня! Только взгляну — горе мое горькое! — на этого менялу и теряюсь, не знаю, что делать: то ли молить бога, чтобы дался поскорее этот клад, то ли, упаси бог, наоборот?
Беня. Тетя! Просить бога ни к чему. Скорее покойники встанут из могил, нежели вы найдете на кладбище золото…
Башева. Тише!.. Не говори таких слов! Еще, не дай бог, нагрянет твой дядя и услышит!.. Разве ты можешь себе представить, как он прилип к этому кладу? Человек принес себя в жертву — спроси ради чего?! Ради города! Он, видишь ли, обязан осчастливить весь мир! Ради города он пожертвовал своей дочерью, продал ее меняле. (Озирается, говорит тихо.) Он околдовал его, этот меняла! Кладом околдовал… Эстер была бы уже сосватана, если бы не этот Головешка, дай ему бог долгой жизни, чтоб ему век горя не знать.
Беня. А при чем тут Головешка? Какая он спица в колеснице?
Башева. Еще бы не спица! Садись, я тебе расскажу. (Садится.) Только смотри — никому ни слова.
Беня. Конспирейшн[70], тетушка, вот вам моя рука.
Башева. Даже Эстер не должна об этом знать, слышишь?
Беня. Олл райт!.. Будьте спокойны, тетя!
Башева. Этот Головешка — выкрест и говорит по-еврейски. Поэтому его поставили к нам за городового, чтобы он, значит, присматривал за евреями. Он и присматривает, то есть дерет с живых и с мертвых. С тех пор как началась история с кладом, он кровь из нас сосет, ни дать ни взять — наемщик[71]! Недавно он заявил, что ему надоело ходить в крещеных; сказал твоему дяде по секрету, что хочет вернуться в еврейство и просит помочь за счет клада перебраться в землю обетованную; там, говорит, он примет иудейство и женится. Угадай на ком?
71
Наемщик — нанявшийся в солдаты царской армии вместо кого-либо. Уходя в армию, наемщик требовал всевозможных развлечений. Все его желания наниматель обязан был удовлетворить.